Офицер СД, тяжело вздохнул, и углубился в детали последних дней работы со своим подопечным. Смешанное с раздражением удивление и восторг все ярче проступали на лице его шефа. А сам Дитрих никак не мог понять, чем же уехавший в Швейцарию Леман сумел так завоевать доверие Пешке, что при нем не случилось ни одного завалящего эксцесса...
Та сцена вдавилась в память надолго. Большой зал коттеджа был ярко освещен, и Павла сразу заметила в кресле этого человека. Лицо 'Йогана-Йозефа' резко возмужало. За эти пару месяцев появилось много новых незнакомых морщин, а старые куда-то исчезли. Сгорбленная спина бывшего американца немного выпрямилась, даже появился лоск. Он стал похож на какого-нибудь промышленника средней руки. На лице и кистях рук сильный загар. Даже глаза сильно изменились. Но Павла поняла, главное... Вся эта беседа нужна была не ей. А играть по чужим правилам советский разведчик не собирался...
'Опять?! Как же надоели мне эти их 'игры престолов'. Хуже горькой редьки! За дуру они тут меня держат. И, на что же вы, гады, рассчитывали? Что Адам, весь рыдая от счастья, бросится на грудь по сути предателя семьи? Или, что он трепетно и жадно станет впитывать родовые легенды шведских предков? Угум... А пока, этот юный гауптман не восстановит свое внезапно поколебленное душевное равновесие, вы тут будете тихо потрошить его заблудшую душу. Делать снимки, и писать все наши с Йоганном обмолвки на пленку... Мдяя....Это вы чуток погорячились, камрады. С разбегу вам... Эх Йоган-Йоганн! 'Даже сейчас они не могли просто поговорить...'. Прощай временный 'отче'. Ты наделал массу глупостей, заплатив за это страшную цену... Суди себя сам. Я не знаю, для чего там изначально задумывался весь этот маскарад, но думается, тебя куда-то готовят. Может быть даже забросят Домой. Нашим это дало бы контроль над частью германской агентуры. А вот тебе... Если я все поняла правильно, то ты скоро увидишь ограду Летнего Сада, застывшую Неву со львами и сфинксами, и... и кресты своих... И если все так, то я желаю тебе только одного... Покоя...'.
-- Герр Пешке, я думаю стоит...
-- Нет, герр Питш, я уверен не стОит! И прошу вас немедленно увезти меня отсюда.
-- Но зачем! Разве вы не намеревались...
-- Какое вам дело, до моих прежних намерений?! Я говорю вам прямо сейчас, что эта встреча не состоится. Беседы не будет! НЕ БУ ДЕТ. Вызовите, пожалуйста, машину...
-- Но может, хотя бы...
'Ух, как мне все это надоело! Прощай Йоганн, мне уже пора. Ничего важного мы с тобой друг от друга не услышим. А, давать этим гадам новую пищу для их фрейдистстких мозгов, и играть по их иезуитским правилам...'.
-- Не может! И если вы не в состоянии прервать этот фарс немедленно! То лучше сразу зовите охрану. Скоро здесь будет очень шумно, и наверняка потребуются услуги уборщика мусора...
- Вы хорошо подумали...
-- Достаточно хорошо! Я благодарю вас за чудесный вояж, и очень прошу вас, герр Пинтш, не затягивать это ненужное ожидание...
Пинтш унесся звонить по телефону, а Павла стояла у шлагбаума и издалека осматривала шедевр германского ордунга. Было ясно, что пока технологический процесс уничтожения людей еще не вышел в Германии на расчетную мощность. Перед взглядом советского разведчика открылось 'детство страны людоедов'. Полгода? Год? Или полтора? Сколько времени осталось Германии до этой позорной страницы. А пока над воротами этого небольшого лагеря висела надпись Alles fur Deutshland ('Все для Германии!'). Не коптила еще труба кочегарки, которая явно не тянула своими размерами на промышленный крематорий. И еще, не было видно рядов изможденных узников. Этот лагерь пока больше напоминал своим видом аккуратный военный поселок. Но Павле неудержимо хотелось защитить свою Родину от того, во что он легко может превратиться. И она себе в этом поклялась...
Видимо начальство Пинтша было сильно разочаровано этим проколом, потому что всю обратную дорогу капитан со своим пассажиром не разговаривал. Пленника быстро и без нотаций вернули в Мюнхен. Следующий этап операции был уже близок, когда состоялось то самое происшествие, о котором Шеленбергу сейчас докладывал оберштурмфюрер Дитрих. Но, на деле, ничего заранее обдуманного в действиях 'блудного агента' не было. После беседы с Гессом и посещения лагеря у Павлы случилась бессонница. В голову лезли всякие мысли. Душа разведчика растревожено заметалась. И ничего удивительного, что оказавшись утром в парке, и послушав местную Straßenmusik, разведчику вдруг захотелось чего-то эдакого жизнеутверждающего...
В сотне шагов от построенного в стиле мюнхенского классицизма углового здания 'Базара' со старинным кафе 'Tambosi' (конечной целью сегодняшней прогулки), Павла застряла надолго. Здесь, прямо на аллее, два молодых скрипача мощно и возвышенно выводили Лунную сонату Бетховена. Это было настолько волнующе, что у советского разведчика защипало в носу, и прокатился тяжелый ком в горле. Парни играли самозабвенно. Мысли Павлы унеслись в далекую прошлую-будущую жизнь. Всего раз она смотрела видео с концерта тогда еще совсем юного Дэвида Гарретта выступавшего с Симфоническим оркестром Берлинского радио, под руководством Рафаэля Фрюбека де Бургосы. Было что-то схожее в манере игры, и хотя облик молодых людей совсем не походил на того вундеркинда, но впечатление оставалось не менее сильное. И это при том, что никакого оркестрового сопровождения тут не наблюдалось. К тому же, кроме альта и пары скрипок, дуэт не использовал иных инструментов. Оба были рыжеватыми шатенами с аккуратной немецкой бородкой. Павла попросила взять поглядеть их нотные альбомы, и вскоре нашла, то что искала. Благо, подписи авторов музыки на страницах не давали возможность ошибиться. И вскоре, слух разведчика услаждали стремительные звуки давно любимого произведения. Но Павле хотелось большего, и разведчик внимательно присмотрелся и к другим уличным музыкантам Хофгартена...
-- Герр Пешке, нам уже пора идти знакомится в кафе.
-- Вы сами идите, а я еще побуду здесь. Эх, хорошо выводят, черти...
-- Но, герр Пешке!
Павла демонстративно повернулась спиной к возмущенному Дитириху, всем своим видом показывая, что на его мнение и планы пленному американскому капитану глубоко начхать...
Несмотря на объявленную вроде бы войну с соседями, Германия еще мирно дремала. За столиком кафе, расположенного почти в центре 'мюнхенского версаля' Хофгартен сидела веселая компания молодых людей. Здесь звучала и французская и британская речь. Произносились тосты 'за скорое окончание недоразумения между саксонскими братьями!', 'за торжество разума в политике!', и 'за лучшие репортажи!'. В разгар этого журналистского шабаша, громкие звуки с расположенного рядом небольшого сквера, привлекли к себе внимание молодых людей.
-- Ты знаешь, Ким, как нас самих раздражает это глупое недоразумение с Британией по поводу Польши?! Но что делать?! Что нам оставалось делать, если поляки сделали все возможное и невозможное чтобы, расстаться со своей свободой, и заодно поссорить наши великие страны...
-- Да, поляки натворили дел в Гляйвице. Хотя и не все в это верят. Но твои-то соплеменники тоже хороши. И в Бромберге, и в Варшаве они оставили по себе жутковатую память.
-- А, брось, Ким! Вспомни 38-й. Эти поляки словно шакалы всегда нападали из-за угла. В Чехии они вели себя не лучше. Я уверен, Лондон не слишком долго будет оплакивать свои обещания, данные Варшаве.
-- Думаешь, война так и останется 'Странной'?
-- Нет. Война между англосаксонцами уже гаснет сама собой, в преддверие войны за наше общее будущее. Будущее нордической расы. Разве ты сам не видишь?
-- Хотелось бы верить, что война на этом остановится...