Потом, два с лишним года спустя, Мухин признается, что именно в тот момент, когда он увидел помидоры, смятые сапогами, — именно тогда у него екнуло сердце. И брань терпел — зубы сжал, но терпел. И гогот. И пятерни тоже не испугался. А от вида раздавленных помидоров вдруг стало не по себе.
Странно? Пожалуй. Что он, в самом деле, помидоров не видел? Трояк пожалел? Или закуски не оставалось? Еще целый рюкзак, нетронутый, лежал возле палатки: продуктов они навезли не на день — на неделю. И с хулиганами пришлось встретиться тоже не в первый раз. Уж чего-чего, а этого навидался. Так почему же, почему именно сейчас захолонуло сердце?
Даже теперь, когда все позади, он не может ответить на этот вопрос. Он сидит в редакционном моем кабинете, поседевший, усталый, с потухшими голубыми глазами — старик в свои 38 лет, — и повторяет как заклинание: «Не знаю… Не знаю…» И я испытываю неловкость от того, что снова и снова вынуждаю его возвращаться к тем роковым минутам.
А минуты оказались поистине роковыми. Вид раздавленных помидоров еще больше развеселил хулиганов. Они потребовали угощения. По сто граммов на брата — без всякой закуски. Скромной дани натурой — за право лежать на траве.
Дани никто им не выдал. Хулиганы осатанели. Послышался звон разбитой посуды. Один из нападавших — 18-летний Николай Кузнецов («…по характеру застенчив, молчалив, жалостлив… очень скромен, любит природу и животных», — написано будет потом в приобщенной к делу характеристике) — цинично оскорбил жену Мухина и швырнул ее наземь. Другой, Владимир Репин, 21 года («…уважаемый товарищ, честный, дисциплинированный, известен только с положительной стороны»), набросился на жену Сухорученко Алевтину Шмелеву и сорвал с ее шеи золотой медальон. Шмелева позвала на помощь. «Еще раз крикнешь — прирежу!» — прохрипел «уважаемый товарищ» и вынул нож.
Мужчины тем временем взялись за остальных хулиганов. Вооружились тем, что оказалось под руками: досками и сучьями, приготовленными для костра. Хулиганы почувствовали свою слабость. Репин оттолкнул Шмелеву (она упала, разбив колено) и бросился бежать. За ним — остальные. Мужчины догнали хулиганов и отобрали сорванный медальон. «Ну, погодите! — пригрозил Виктор Баллес, самый юный и самый наглый из всех. — Сейчас ребят приведем, тогда узнаете!..» И вся банда скрылась в кустах-.
Что было делать? Сбежать, чтобы не нарываться на новую драку? Вернуться к прерванному «застолью», словно решительно ничего не случилось? Или принять валериановых капель и послать за дежурным милиционером?
Сейчас трудно сказать, к какому решению пришли бы туристы. Времени на размышление у них не оказалось. Женщины едва успели замочить скатерть, а мужчины — убрать осколки стекла, как из-за кустов возникли снова наши «герои». Числом их больше не стало, но в руках были палки. И еще — солдатские ремни, намотанные на кулаки; пряжками вперед.
Они надвигались по-разбойничьи, чуть пригнувшись, и кричали что-то низкое, гнусное — про женщин. Кто-то гикнул, кивнул на кусты: ну вот, мол, идет подкрепление. Наступала развязка.
Мужчины решили не ждать нападения — вышли навстречу. Женщины достойно и мужественно стали рядом. Они окружили свой «стол», точно именно он сейчас был бастионом, подвергшимся внезапной осаде. «Не подходи!» — задыхаясь крикнул Мухин и палкой отвел первый удар…
Атаку отбили. Посрамленные хулиганы волоком утащили с поля битвы рухнувшего под ударом Хорькова (именно он особенно лютовал широченным ремнем). Случайно оказавшаяся на пляже медсестра попыталась оказать ему помощь. Но — без успеха: от удара палкой по голове он умер.
Наутро следователь Л. Целиков возбудил уголовное дело. «Расклад» был такой: Мухин — убийца. Мухина, Лопухины, Сухорученко, Воробьевы — злостные хулиганы.
Нет, нет, я не ошибся и вы не ослышались! Именно так: Мухин — убийца, а его жена и товарищи — злостные хулиганы. То есть и Репин с дружками тоже отнюдь не герои: рвать кулон и топтать помидоры, ясное дело, нельзя. Но вот нападать на тех, кто топтал помидоры, — это негоже. Чистое хулиганство! Месть… Расправа… Черт знает что…
Не надо думать, что я преувеличиваю, высмеиваю, довожу до абсурда. Ничуть не бывало. Даже сейчас, почти три года спустя, когда под делом подведена наконец черта, следователь Целиков остается верен своей позиции. «Я юрист, — говорит он мне, — руководствоваться эмоциями не вправе. На туристов напали — пусть отвечают нападающие. Туристы напали — пусть и они отвечают. А если каждый начнет убивать…»