Словом, «проводник» оказался просто-напросто хулиганом. Пользуясь беспомощностью трех человек, обстановкой, в которой они оказались, он куражился над своими жертвами и словом, и делом. Основным «объектом» его издевательств была подруга невесты, но попутно доставалось всем.
«Помню чувство, меня охватившее, — продолжал В. П. Петров, — гнев и готовность на все, чтобы отстоять честь девушки, которая в этот момент была мне столь же дорога, как родная дочь. Я отвечал за нее, я был ее единственной защитой… Ощупал карманы: ничего. В темноте пытался найти на дороге камень, палку — хоть что-нибудь потяжелее. Нашел бы — несмотря на большую разницу в возрасте, несдобровать бы тому хулигану…»
И опять выручил случай: водитель шедшего мимо пустого автобуса правильно оценил обстановку и пришел на помощь. Преступник бежал. Кто знает, сколько жертв на его счету: и до, и после…
А вот еще одна история — одна из многих, рассказанных читателями. История, у которой, увы, иной поворот. О ней написал генерал-майор юстиции в отставке Л. Г. Попов.
За убийство без отягчающих обстоятельств (как говорится, и на том спасибо!) был предан суду 72-летний мужчина. Не «крепкий старик», как можно было бы написать, а тяжело больной человек. Он обвинялся в том, что «слишком круто» реагировал на «приставания» пьяного верзилы 24 лет, вооруженного ружьем. Старик выхватил ружье у хулигана и прикладом нанес ему удар. Тот умер — не от удара, от потери крови: пока «убийца» (дело происходило в безлюдной местности) искал врачей, свалившийся наземь пьяный приказал долго жить…
Старик был осужден к шести годам лишения свободы. Понадобилось немало усилий, чтобы закон и разум восторжествовали: дело было полностью прекращено «за отсутствием в действиях осужденного состава преступления».
Любопытно: все авторы писем, где рассказывались эти и им подобные истории, сосредоточили главное внимание не на фактологической и даже не на юридической стороне дела, а на том, что и как переживали они во время издевательств, которым подвергались.
«Не боль и не страх ощущала я, видя перед собой три пьяные, ухмыляющиеся рожи, — писала Е. Степанова из Иркутской области. — Было ясно: угрозы их могут осуществиться. Запросто убьют! Но, поверьте, это почему-то не пугало. А вот жуткое чувство унижения, оплеванности, бессилия нужного, полезного для общества человека (я честно работаю больше 30 лет, поэтому осмеливаюсь себя считать нужной и полезной) перед наглой шпаной — вот это чувство просто заполняло все существо. Невыносимо было терпеть то торжество, с которым они бранились и гоготали. И если бы у меня под рукой было хоть что-нибудь, пустила бы в ход, не колеблясь ни минуты. Но не было ничего — и «инцидент» завершился вполне «благополучно»: оплеванной душой и двумя синяками на моем лице — тот, кто был наглее других, ударил меня, немолодую женщину, несколько раз по лицу. Просто так… Напрасно мы потом с сержантом милиции объезжали район на мотоцикле: хулиганов след простыл».
«Тридцать семь лет (!) не могу забыть, как измывались надо мной озверевшие пьянчуги. Было это в сорок восьмом году на озере Шарташ. Тридцать семь лет! Незаживающая душевная рана — вот что такое глумление хулигана. Бессилие порядочного человека перед группой подлецов — какое моральное испытание, какой удар по человеческой совести! Физическая боль ничто перед болью душевной…» Это строки из письма свердловчанина А. Н. Добрынина.
Московский врач С. А. Лесков, как бы подытоживая эти высказывания, находил им точное и емкое объяснение: «Мы, наверно, еще не в полную меру осознаем, насколько возросло у советского человека чувство собственного достоинства, уважение к чужой и своей личности, а значит, и требовательность ко всем окружающим — уважать личность, не допускать даже самого малого ее ущемления. Вот почему иногда кажется (с позиций вчерашних, как правильно отметил автор очерка), что реакция оскорбленного человека вроде бы неадекватна угрозе. Да ведь дело-то в том, что это была реакция не только на угрозу саму по себе, а на все, что жертве пришлось пережить: на обиду, на попранное достоинство, на ощущение своего бессилия перед тупостью, наглостью, хамством… На каких весах все это измерить и взвесить?»