Мысль доктора Лескова представляется принципиально важной: духовное развитие нашего общества не могло не привести и к благотворным сдвигам в правосознании. Честь и достоинство человека оказываются ценностями столь же высокими, как жизнь и здоровье. Посягательство на них неизбежно влечет за собой меры самозащиты, которые должны получить правовую охрану. А тем более, как справедливо подчеркивала А. Куманькова, если человек «бросается на помощь другому, чья жизнь или честь оказались под угрозой. Ведь это характерная и драгоценная примета нашего общественного строя, нашего сегодняшнего времени! Разве могут суды это не учитывать?!»
Именно эти перемены в общественном сознании чутко уловил, воспринял и облек в соответствующий правовой документ пленум Верховного суда СССР, приняв 16 августа 1984 г. постановление «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств». Многие читатели отмечали, что большую роль в принятии этого постановления сыграла печать, на протяжении нескольких лет сигнализировавшая о несоответствии иных судебных приговоров по такого рода делам возросшему общественному правосознанию.
«Передайте, пожалуйста, благодарность Верховному суду СССР, — просил днепропетровский читатель А. Лутак, — принявшему постановление, самый факт существования которого неизбежно окажет влияние и на судебную практику, и — что, наверно, еще важнее — на общественный микроклимат. Очень важно, что высший судебный орган страны во весь голос заявил о своей принципиальной позиции по такому общественно важному вопросу, полностью совпадающей с позицией огромного большинства советских людей».
Эта мысль читателя подтверждается материалами, имеющимися в моем распоряжении. Еще совсем недавно отношение к делам о так называемой необходимой обороне было несколько иным.
Вот передо мной выписки из архивного следственного дела.
Молодая женщина, мать двоих детей, систематически подвергалась побоям и оскорблениям со стороны вечно пьяного мужа. В очередном запое он вновь набросился на нее, жестоко избил. Ища спасения, она с детьми скрылась в сарае. Муж влез через окно, набросился на жену с ножом. Прижатая к стене, в отчаянии, не видя другого выхода, она схватила лежавший под ногами обух от топора и ударила им нападавшего по голове. Итог был смертельным…
Ситуация, казалось бы, очевидная. Но нет, постановления о прекращении дела за отсутствием состава преступления несколько раз отменялись — для новой проверки. Что же именно надо было проверить? А вот что: не могла ли несчастная женщина от преступника убежать?!
Разница в подходе к этому делу и к делу Трубкина, как видим, огромная. И причина этого очевидна…
Мысль о том, что неукоснительная защита органами внутренних дел, прокуратуры и суда права граждан на самооборону предостерегает потенциального преступника, сковывает его опасную для общества активность, — эта мысль звучала едва ли не в каждом читательском отклике. «Хотя хулиганы вряд ли читают «Литературку», — утверждала О. Семкина (Хабаровск), — но изменение обстановки почувствуют сразу. Страх перед возможным отпором с самыми решительными последствиями окажется более сильным, чем страх понести наказание».
Об этом же размышлял и В. П. Жданов (Мурманск), который взял себе в союзники писателя Шукшина. «Откройте, пожалуйста, — просил он, — книгу нашего незабвенного Василия Макаровича «Нравственность есть правда» на страницах 286–288. Прочтите — может быть, пригодится».
Открыл. Прочел. Еще как пригодилось! Вот что писал Шукшин «про хулиганов и как с ними бороться»:
«Я иду поздно ночью. Навстречу — хулиганы. Я вижу, что — хулиганье. Хуже — кажется, грабители. Сейчас предложат снять часы и костюм… Ну, а если я парень не из робких? Если я готов не снести унижения? Если, если… У них ножи и кастеты. Им — «положено». Мне не положено. И я делаю марафон в трусах. Не полезу же я с голыми руками на ножи! И стыжусь себя… за то, что у меня ничего нет под рукой. Мне так вбили в голову, что всякий, кто положил нож в карман, — преступник. Хулигану, грабителю раздолье! Он знает, что все прохожие перед ним — овцы. Он — с ножом. Ему можно…
…Как же мы искореним хулиганство, если нам нечем от них отбиться?!
…А что, если бы так, кто возымел желание взять нож и встретить на улице запоздалого прохожего, вдруг подумал: «А вдруг у него тоже нож?» Гарантирую: 50 процентов оставили бы эту мысль. Из оставшейся половины — решительных — половина бы унесла ноги в руках».
Как видим, писатель, достаточно хорошо знавший подлинную жизнь и человеческие характеры, действенной силой в борьбе со злом считал не столько сам ответный удар, сколько реальную возможность и, главное, правомерность такого удара. И, напротив, заведомая невозможность отпора, который не сулит смельчаку ничего, кроме, мягко говоря, неприятностей, несомненно, развязывает хулигану руки.