Трудно — да, но оказалось, что не невозможно.
Став инвалидом и выйдя на пенсию, с трудом оправившись от двух инфарктов и острой вспышки хронического нефрита, Людмила Евгеньевна на очередном отчетном собрании попросила освободить ее от тех обязанностей, которые были уже не по силам, не по возрасту, не по здоровью. Просьбу уважили.
А три месяца спустя Людмилу Евгеньевну арестовали. Обвинение гласило: систематическое вымогательство и получение взяток; злоупотребление служебным своим положением в корыстных, низменных целях.
Как ни горько признаться, но подобные перевертыши нам не в диковинку. Злостно пользуясь большим социальным доверием, превращая должность в источник наживы, пересаживались, случалось, из солиднейших кресел на скамью подсудимых вчерашние ректоры и директоры, начальники главков и трестов, председатели объединений, а то и повыше. Обнажали — без грима, без ретуши — скрытые масками лица. Так что снова скажу: как это нам ни печально, но падение былого кумира не есть событие беспрецедентное. Люди с двойным дном обнаружиться могут повсюду. Даже в мире искусства.
Падение Людмилы Евгеньевны потрясало отнюдь не своей уникальностью, а тем, что оказывалось в кричащем, абсурднейшем противоречии со всей ее жизнью. Той, что шла у всех на глазах более четверти века.
И, однако, был документ, который никак не отринуть. Семь художников «по доброй воле, без чьего-либо наущения» официально признались, что не раз и не два «слабовольно, но вынужденно позволили себе сделку с совестью и законом»: уступили «домогательствам всесильного председателя облотделения СХ и пред. худ. совета, от которой зависела судьба наших произведений, возможность пробиться на зональные и республиканские выставки, получить командировку с творческими целями…».
Следовал горестный перечень преступных «дарений»: все это были плоды личного творчества (кулоны, коврики статуэтки) и магазинные сувениры… Перечень длинный, но точный: в квартире Людмилы Евгеньевны все предметы оказались на месте — хозяйка не отпиралась: да, именно их подарили ей те, кто раскаялся после в своем слабоволии. И свидетели подтвердили: точно, они! Психологическая загадка: взяточник, вымогатель не только не прятал в тайник уличающие его поборы, а зазывал гостей, чтобы с гордостью их показать…
Замечу, что и следователи, и судьи, несомненно, преследовали благую и важную цель. Стремились внести посильный свой вклад в очистительную работу, которая диктуется временем и отражает насущное требование общественности: выжечь полностью лихоимство в любых его проявлениях как зловредную опухоль. Со всеми ее ядовитыми метастазами. Выжечь — невзирая на лица. А если точнее — взирая! По принципу: кому больше дано, с того больше и спросится. Потому что любая поблажка «с учетом заслуг» вовсе не пресекает подобное зло, а плодит его, ставя «заслуженных» выше закона.
Можно только приветствовать верных долгу юристов, кому ничьи посты и «заслуги» не мешают делать свое правое дело, кто тонко и точно чувствует зов времени, общественную потребность, общественный гнев. При одном непременном условии: чтобы гнев этот, страстный и праведный, не слепил им глаза.
Что же она вымогала, Людмила Евгеньевна? Как? За какие блага? Чем торговала, превратив в барахолку чистое поле искусства?
Материалы судебного дела отвечают на эти вопросы. Отвечают, повергая меня, признаюсь, в полнейшее недоумение.
Беру для примера один из документов.
«Путем вымогательства… (подсудимая. — А. В.) получила от художницы Ш. в виде взятки грампластинку «Калинка» стоимостью 1 руб., один кг урюка стоим. 2 руб., кошелек стоим. 1 руб. 50 коп., флакон духов стоим. 2 руб. 50 коп., губ. помаду стоим. 5 руб.».
«Объекты» жалки и комичны, но я отнюдь не хотел бы вызвать этим читательский смех. Мерзкая сущность подачки всем хорошо известна: коварство ее не в сумме, а в факте. Ничтожные сувениры, унизительные дары — ловушка для слабых. Для тех, у кого нет ни морального стержня, ни принципов, ни достоинства. Опутанные и прирученные, они радеют своим искусителям, закрывают глаза на их отнюдь не бездумные «шалости», вольно, невольно ли отличая угодников, выделяя их из общего ряда.
Сказано было: бойтесь данайцев, дары приносящих, — время отнюдь не внесло коррективы в эту мудрую формулу. Но любая формула не больше, чем формула, наполняют ее реальным, осязаемым содержанием люди и обстоятельства. Чем могла порадеть Людмила Евгеньевна — не абстрактная, умозрительная, а подлинная, живая, в тех условиях, в которых жила, при отношениях, какие имела с людьми, ее окружавшими, — чем могла, например, порадеть за пластинку «Калинка»? Чем — могла и чем — порадела?