Оставшись один, Андрей думал и думал. Дни идут за днями, а поиски не дали ничего положительного. «В поисках нет неудач, любой поиск — открытие». Этот излюбленный афоризм Лукьянова ему нравился. Но стоило Ганину прочитать статью в центральной газете о планах третьей пятилетки, и афоризм летел кувырком.
В стране росла авиационная, тяжелая, оборонная промышленность, строились новые заводы, шахты, домны, целые районы с гигантами индустрии. Нужна была слюда. Много слюды. Молодые предприятия слюдяной промышленности не удовлетворяли и сотой доли спроса. Немногочисленные выявленные запасы вырабатывались и таяли как дым. Необходимо их увеличить во много раз.
Результат! Результат — во что бы то ни стало! Это необходимо. Риск? Он неизбежен. Ганин давно бы рискнул, будь он начальником. А он только геолог, инженер без опыта… Но, черт возьми! Он же коммунист! Нельзя об этом забывать! Все ли доводы он использовал? Чем он может доказать необходимость выйти из рамок задания? Почему нельзя заглянуть в будущее, то есть будущие поиски превратить в настоящие?
Он вспомнил свой приезд на главную базу и одну-единственную беседу с главным инженером Истоминым. Беседа была доверительной и понравилась молодому человеку.
— Вы коммунист, товарищ Ганин, — сказал Истомин, — единственный во всей экспедиции. Ваш начальник уже немолодой беспартийный инженер, несколько замкнут, но добросовестный специалист. Очень исполнителен. У вас могут возникнуть с ним споры. Не стесняйтесь, пишите об этом мне лично. Я поддержу; если понадобится — вызову вас на базу.
Почему бы Ганину не обратиться к нему? Результат! Ведь экспедиция выбросила уже свыше десяти тысяч кубов, израсходовала уйму денег, взрывчатки… Неужели нельзя отступить от проекта, когда есть возможность по-иному, вдвое-втрое экономнее, вести изыскания?
В горах далеко разносятся звуки. Мосалев и Курбатов несли взрывчатку. Пересекая участок бригады Чернова, десятники услышали разноголосый шум, вскрики и ругань.
— У Чернова всегда неполадки, — пробормотал артельщик и остановился.
Невдалеке кричали громко и злобно:
— Дай ему! Дай! Чего смотришь!
— Не подходи, собака! Отойди на пять шагов.
Голоса слились в один сплошной гвалт ярости и обиды. Дело явно клонилось к драке.
— Якорь им в душу! Бежим, Костя!
Десятники приметили камень, под который сунули взрывчатку, и побежали на крики.
На маленькой полянке, у недобитого шурфа, собралась бригада Чернова. Но тут же вертелись рабочие из других бригад. Курбатов заметил Дронова и Айнета. Драчливый Алешка Петренко без рубашки и кепки держал за пояс отпальщика Зубкова, тряс его и хрипел:
— Да я из тебя юшку выжму!
Рассудительный Акатов стоял перед десятником Черновым, отталкивая переступавшего по-медвежьи Айнета. К Чернову лез и Сизых, размахивая черенком кайлы. Петренко все подталкивал и подталкивал Зубкова к шурфу и столкнул бы отпальщика, но в эту минуту на полянке появились Мосалев и Курбатов, а с другой стороны подбежал Разумов.
Он разорвал плотное кольцо тел и, зная характер Петренко, не раздумывая, отшвырнул его от Зубкова. Его узнали, но крики не прекратились.
Петренко зашел с другой стороны, норовя ударить Зубкова, но Разумов оказался проворнее и с силой нажал на плечо драчуна.
— Пошто бьешь своих? — заорал Петренко, забыв о Зубкове и готовый драться со своим десятником.
Десятники с трудом уняли разбушевавшиеся страсти. Прибежавший на шум Ганин увидел разгневанные лица, сверкающие глаза, сжатые кулаки. — Что случилось, товарищи?
— Нету в нашей бригаде правды, — крикнул Сизых. — Тут, товарищ Ганин, не заработаешь и на штаны. — Себе все легкое берут. Отпалку на своих шурфах по два раза делают. Я сегодня не утерпел — под камень спрятался. Думаю: была не была, узнаю, зачем они нас угнали. А они — Зубков, Чернов и вот эти двое, — он показал пальцем на двух шурфовщиков, — гляжу, обратно шпуры делают, да не всюду, а на своих шурфах. Эге, думаю, недаром у них выработка высокая… за нашу-то взрывчатку. Воры, а не десятники!
— Расстрелять мало! Сознавайся, Чернов, а то бить будем!
Ганин и Разумов поняли наконец, из-за чего завязалась драка. Чернов, как только привезли взрывчатку, стал экономить и, нарушая приказ Лукьянова, закладывал в шпуры вдвое, а то и втрое меньшую дозу. Но не во все, а лишь в те, которые он заранее распределял среди подручных. Ребята это заметили и пожаловались Лукьянову, но начальник не обратил на жалобу внимания. Чернов осмелел и, отбурив на сэкономленную взрывчатку до сотни шурфов, показал в наряде, что они выбиты вручную: в карманы десятника и его подручных потекли деньги.