— У меня нет десятников. Обещали прислать с рудников и, видимо, забыли. Я уже подумываю — не назначить ли вас? А то у нас эти дни такая неразбериха… ее надо ликвидировать. Но об этом потом. Утром пошлите ко мне артельщика. А сейчас пейте чай и не спешите к себе — не пущу. У вас интересная история.
Хороши таежные майские сумерки. За перевалом спряталось солнце, по небу плывут легкие тучки; они полыхают густым, оранжевым пламенем, меркнут постепенно, становятся розоватыми, потом нежно-белыми и пухлыми, точно взбитые ворохи хлопка. Острый конус скалистого гольца разрезал дальний горизонт ущелья, и провалы дремотно темнеют. Тихо.
Странно изменила свой облик знакомая падь. Вечер набросил на палатки и деревья темно-голубое покрывало. А вверху, на западном склоне, еще белеют простодушные березы и чуть золотится прошлогодний мох. В тишине отчетливее рокочет водопад, не заглушая бульканья ручья. Порой по бурелому пробегает какой-то зверёк, попискивает за пнем, показывается и исчезает, точно язычок огня над потухающим костром.
Лагерь давно утих. В двенадцатом часу Разумов вышел из палатки начальника.
На каменной плите около водопада сидела Настя. Старенькое, не раз стиранное фланелевое платье с длинными рукавами было почти скрыто широкой шалью. Настя сидела, уперев локти в колени и положив подбородок на сцепленные пальцы. Услышав шаги, она не шевельнулась. Виктор остановился рядом.
— Ты еще не спишь? — спросил он рассеянно.
— А кто же тебя накормит, если я засну? — вопросом ответила Настя. — Почему ты так долго сидел у начальника?
Он внимательно взглянул на нее.
— Так, разговорились. Да что с тобой? — Он заглянул ей в лицо. Настя еще ниже опустила голову.
— Ты на меня не поглядывай, у меня же рот безобразный.
Виктор закусил губу. «Обиделась! — подумал он и выругал себя. — Всегда-то суюсь с советами… Добряк!»
— Скажи мне, только прямо! — Настя повернулась, глаза их встретились. — Что ты думал, когда спросил меня: «Кто о тебе заботился?» Любишь задавать вопросы. А думал ли ты, что иногда на них трудно ответить?
Виктор поднял руку, сжал и разжал пальцы.
— Нет. Нет, не надо! Не говори, — заторопилась Настя. — Я сама тебе скажу, если ты такой… любопытный. Обо мне никто не заботился! Слышишь? Но меня интересует, что заставило тебя спрашивать? Какое тебе дело до этого? — с иронией и болью спросила Настя.
— Не обижайся, Настя, извини. Я думал… Ведь дорога была не особенно приятна, удобств никаких…
— Не говори глупостей, — рассердилась Настя. О каких удобствах ты говоришь? Право же… чудной ты… изворачиваешься, думаешь одно, а болтаешь другое. Что же сделаешь? Не каждая умеет защищать себя и не каждую защищают… Иногда некому. Можешь понять это? — вырвалось у нее исступленно. И тут же Настя пожалела об этом, опасаясь, что после ее слов Разумов уйдет. Но он остался.
Она редко видела Виктора в дороге. По Лене они плыли в разных карбасах. Зато в дороге от базы до стоянки они встречались ежедневно, хотя ни разу не разговорились. Сегодня Виктор заговорил с ней, и так, как до этого с ней никто не заговаривал. Она знала по рассказам немногих девушек, ехавших вместе с ними, что он не пьет, не бранится, не играет в карты и никого не задирает, хотя молод и силен; что он не замечает откровенных заигрываний Лидки Винокуровой.
Давеча она рассердилась на Виктора, но женским чутьем догадалась, что понравилась парню, и он, может быть, хотел узнать что-то такое, что облегчило бы путь к знакомству, близости… Настя сидела не шелохнувшись. «А что, если он поцелует меня? — спросила она себя и тут же ответила: — Пусть только попробует!» Но Виктор ничего не предпринимал. Он просто развел ее сомкнутые пальцы, сжал локоть девушки, легко приподнял с плиты.
— Рубашку сошьешь? — спросил он.
— Обязательно, — ответила Настя. — Куплю материалу и примусь шить. Не нужно, Витя, у меня есть деньги, — запротестовала она, заметив, что Виктор сунул в карман руку.
— Возьми, здесь рублей триста, они мне не нужны. А ты ведь «мамка». Я могу потерять… в общем, бери!
— Возьму, ладно, — прошептала Настя, не понимая еще, что происходит, почему Виктор дает ей деньги. «На рубашку? Так слишком много. На хранение, потому что он потерять может? Все равно хорошо», — решила Настя и заговорила своим обычным тоном: — А у меня денег больше, чем у тебя. Правда! Знаешь, что я хотела бы видеть на тебе? Знаешь? — Она не сказала, зажмурилась и тихо, радостно рассмеялась.