— Я тебя запускаю на шестой этаж. Выйдешь, сразу направо. 612-й номер. Повтори.
— 612-й, — повторил Струк.
— Вставляешь в прорезь ключ… Вот так вот… чтобы стрелочка сверху была. Понял?
— Понял.
— Загорится зеленая лампочка… Открывай, входи и чувствуй себя как дома.
— Что, и спать можно?
— Все можно.
Струк вошел в лифт.
Игорь нажал на кнопку.
Старика понесло вверх.
Бодя, нетвердо ступая, вышел из 622-го номера гостиницы «Европа»
и стал прощаться с зарубежными партнерами своей фирмы.
— Гуд бай, Б-о-одья, — пошатываясь от славянского гостеприимства, чуть выговаривал лысый, маленький и толстенький человечек. — Сэнк ю… Си ю…
— Будь, Рич… — обнял его Бодя. — Ю си… Ту мора.
— О’кей, Бод!
— Все. Иди слип, — Бодя сложил две ладони и положил на них свою круглую голову. — Баю-бай, баю-бай.
— О Ес! Бай-бай! — обрадовался толстячок. — Бай-бай!
— Все, закрывайся.
Бодя пошел по коридору. И тут же остановился.
В конце коридора в замке номера 612 ковырялся тот самый дедуля, для которого он сегодня утром по ошибке купил в д. Чирино хату и с которым выдул почти две бутылки виски.
Мало того, что ковырялся в замке VIP-номера, так еще и приговаривал:
— От, птамать, напридумывали!
Бодя плотно закрыл глаза и сильно потряс головой.
В это время замок у Струка сработал и он вошел в номер.
Когда Бодя открыл глаза, коридор был пуст.
Бодя прошел по коридору, с опаской посмотрел на 612-й номер, прошел 610-й, снова посмотрел на 612-й и убежденно сказал сам себе:
— Пора завязывать…
Закрыв за собой дверь, Струк остолбенел и пару раз порывался вернуться обратно в коридор.
Ему показалось, что с нового железнодорожного вокзала эвакуировали всех людей, а весь вокзал отдали ему одному под ночлег.
Он внимательно осмотрел большую хрустальную люстру, перевел взгляд на магнитную карточку-ключ, которую судорожно сжимал в кулаке и, обратившись к ней, сказал:
— Открывай, входи и чувствуй себя… Чувствую.
Он прошелся по номеру.
— Буржуазизм… Полный буржуазизм.
В нерешительности остановился возле сервированного столика, на котором практически ничего не было тронуто.
Воровато оглянувшись, налил в бокал коньячку, выпил, крякнул, взял бутерброд с черной икрой.
И откинулся на подушки дивана.
В холле Бодя подошел к сонному Игорю.
— Слышь, братан, не мое дело, конечно, но, по-моему, у тебя 612-й на уши ставят.
— В смысле?
— Ну, типа грабят.
— Старичок?
— Старичок.
— Это с моего ведома.
Бодя вышел из холла на морозный воздух и еще раз сказал сам себе:
— Не-е, точняк, надо завязывать…
Ночь плыла над городом.
Ночь плыла над лесом.
Нахальная физиономия Мишки Киселя с бигбордов вдоль трассы грозилась: «Я вас сделаю!»
На спину пластмассового аиста в гнезде падал снежок.
Ласковый красный отсвет плясал в окошке Андреевой хаты.
Андрей и Ирина сидели за столом и говорили, говорили, говорили.
Старый Ходас с портрета ласково смотрел на них.
Охранник Игорь бежал по коридору отеля.
Своей карточкой открыл 612-й номер.
Телевизор в номере работал. Один из ночных каналов показывал концерт народного хора:
Окрасился месяц багрянцем,
Где волны шумели у скал…
Струк подпевал:
Поедем, красотка, кататься,
Давно я тебя поджидал.
— Дед, угомонись! — шепотом попросил его Игорь. — Ты принца разбудил!
— Какого принца? — испугался Струк.
— Принца Трибудана. Он в соседнем номере живет.
— Ёкарный бабай!
— Ложись спать! Свалился ты на мою голову… — Игорь выключил телевизор и вышел.
Струк робко заглянул в спальню, но войти не отважился.
Почесав затылок, сходил в прихожую, снял с вешалки свое пальто, лег на диван, положив под голову одну из подушек, укрылся пальто и тихо уснул.
Утро всю страну накрыло серебром.
Бодя вошел в дверь скромного особнячка, на котором красовалась вывеска: «Областная коллегия адвокатов. ПРЕЗИДИУМ».
Стоял в пробке на кольцевой дороге и нервно разговаривал с кем-то по мобильнику Русаченко.
Спешили куда-то Сашка и Верка.
Сладко спала на лежанке Ирина.
Андрей осматривал расположенные под навесом на зимовку ульи.
Прыгал, чтобы согреться, возле мусорного бачка Мишук.
К воротам дома-интерната для престарелых № 28 подкатило шикарное представительское авто.