Снова повторив «есть», Лосинкин, твердо ступая, вышел из кабинета. Болезненное, бескровное лицо Шибаева не утрачивало налета устойчивой горечи, — может, обострилась, давала себя знать хворь: такое по этой поздней осенней поре у язвенников, как слышал Куропавин, не в диковинку. Спросил же Шибаева о другом:
— Как наш почетный гость? Доволен? Не жалуется? В театре-то был?
— С Джигартаняном в порядке, — будто от саднящей боли поморщившись, сказал Шибаев. — Домой собирается — отправим! А вот другое… Не помогла наша «операция» с ним — опоздали мы, Михаил Васильевич, с коксом. Не успели.
— Не успели? — переспросил Куропавин, робея в смутном предчувствии: лишь теперь ощутил неестественное состояние Шибаева, явно вызванное каким-то глубоким его расстройством. — Не пойму…
— «Козел» случился на ватержакетном. Держались на высевках. Всех людей Ненашев поднял на ноги — просеивали коксовую крошку. С час всего не дотянули, пока выгрузили вагоны и доставили первый кокс.
Шибаев примолк: искренняя кручина отразилась на его морщинистом лице; нервные тонкие пальцы, опиравшиеся о ребро стола, подрагивали, точно по ним периодически пропускали электрический ток.
— Вот те, бабушка, и Юрьев день! — невольно вырвалось у Куропавина, и он поднялся, чувствуя, что немотой свело спину.
Прошелся по скрипевшим половицам, не слыша своих шагов. Нет, не боязнь ответственности — этого он не испытывал сейчас даже отдаленно, — тяжким грузом давило другое. «Не только не удалось выправить, как надеялись, план по свинцу, — все полетело, выходит, вверх тормашками! Но ведь война, война!.. И знаешь, знаешь, что такое свинец! Умрешь, встанешь на колени или выиграешь бой, добьешься победы!..»
Испарина выступила на лбу, он остановился.
— Вот письмо из обкома, не срочное… — прервал молчание Шибаев и положил на стол папку.
Зазвонил телефон. Сняв трубку, весь еще в заторможенности, Куропавин услышал голос директора комбината Кунанбаева и, не воспринимая всего, что тот говорил, лишь уловив, что он сообщал о случившемся на свинцовом заводе, Куропавин коротко ответил: «Знаю». И, верно, этот однозначный ответ смутил директора комбината, в трубке — молчание, но затем неспешно, словно нащупывая подход, Кунанбаев спросил — не стоит ли из-за случившегося на свинцовом отложить партийно-хозяйственный актив, который они готовят?
— Партийно-хозяйственный актив? Откладывать? — переспросил Куропавин. Оживился Шибаев, — услышав об активе, принялся делать руками знаки в поддержку, сказал: «А в самом деле, не отложить ли?..» Слушая Кунанбаева и скосившись на завпромотделом, Куропавин, весь уже противясь, накаляясь, отвечал сразу обоим: — А почему? Почему, спрашиваю, откладывать? Нет, товарищи, именно сейчас проводить актив. Проводить! В кусты прятаться — негоже! Давайте перед людьми, перед государством, перед фронтом, если хотите, отвечать, как справляемся с задачей, какая цена нам тут с вами…
Он не расслышал, когда подключилась телефонистка, и поначалу не понял, откуда вдруг вплелся женский голос: «Товарищ Куропавин? Усть-Меднокаменск срочно…» Сказав Кунанбаеву — ничего не менять, ответил уже телефонистке: «Давайте! Слушаю…»
— Хорошо, что слушаешь, — низко и густо послышалось в ответ, и Куропавин охлажденно подумал: «Ну вот, на ловца и зверь бежит. Сейчас и выкладывай о ЧП». Голос Белогостева был, казалось, в это утро притушеннее, мрачнее обычного. — Все чудишь? Партизанщину разводишь? С Джигартаняном-то…
— Да нет, — слабо, без желания спорить возразил Куропавин, подумав: «Вот он о чем». — Какая партизанщина! С оркестром встретили…
— Знаем мы эти твои оркестры! — наливая голос суровостью, отсек Белогостев, — А с базы состав кокса обманно вывели тоже под оркестр? То-то же. За партизанщину по головке не погладим. Надеялся, сквозь пальцы посмотрим?
— Самовольство, верно, — равнодушно, с пустотой в душе ответил Куропавин. — Свинцовый завод был под угрозой, ватержакетные печи могли встать… Да теперь уж что говорить? Опоздали с коксом: на ватержакетном «козла» пустили.
Голос Белогостева вдруг зазвенел, точно до предела натянутая струна:
— То есть?.. «Козла» пустили?.. Свинец не выдаете?! Ну, знаете ли! Час от часу… — Взъяренность у Белогостева, казалось, еще чуть сдерживалась. — Это что же — ответ на обращение ЦК республики? Выходит, не только не мобилизовались, но и… — Белогостев словно бы наткнулся на препятствие, приостановился, и вдруг та тонкая, перетянутая струна лопнула. — Вы там что — в бирюльки играете?! Для того поставлены?! Положения не понимаете?! Момента?! Не-ет, знаете ли, руководить надо!.. Отвечать, способны ли перед лицом смертельной опасности…