Тогда Айсылу впервые услышала перешёптывания местных о переезде: мол, нужно уходить в соседние деревни, искать пристанища в более мирных местах. Айсылу помнила, как свело скулы, и волна злости накрыла душу. Ей захотелось отхлестать по щекам деревенских бездарей, выбить из них эту дурь. Родной край нуждается в спасении! Она жизнь свою кладёт на алтарь благополучия односельчан… Сдержалась. Прошла мимо. Выплеснула всю энергию на борьбу со стихией.
Ждало жителей когда-то благодатного края и нашествие грызунов, уполовинивших урожай. И мор скота. В обоих случаях Айсылу проявила жестокость. Когда-то ей казалось, что нет в ней этой силы безразличия и холодной расчётливой решимости. Грызунов девушка стравила друг с другом: заперла по десятку в бочках и ждала пока один, самый сильный, пожрёт остальных. Победителя крысиных боёв девушка отпускала. И он шёл истреблять сородичей.
Животным Айсылу отказала в милости лечения: стоило проявиться первым признакам хвори, несчастного умерщвляли, а тело сжигали.
Тогда об уходе из проклятых мест говорили уже многие и в голос. Айсылу пробирал озноб. Вместо того, чтобы спасать отчий дом, эти слюнтяи думают искать пристанища в более мирных местах!
С мрачной уверенностью Айсылу ждала после каждой новой победы новой напасти. И с каждой новой бедой всё дальше она уходила от остальных жителей деревни. Она чувствовала, как черствеет. Как становится одновременно сильнее и примитивнее. Как отмирают утонченные рельефы в ее душе. И то ли небеса прислушивались к её уверенности и оправдывали ожидания, то ли она просто предчувствовала движения невидимых дисков мироздания. Ожидания оправдывались.
Дичь так и не вернулась в лес. И на деревню стали совершать набеги хищники.
Пришлось оградиться частоколом и выстроить две дозорные вышки. Каждую ночь двое местных ребят вглядывались в ночь. Волки, медведи, кабаны, лисы и лоси стали самыми настойчивыми гостями.
Айсылу только плечами пожимала: что-ж, не зря её край славился мехами. Жители деревни казались ей какими-то далёкими. Их чувства, чаяния, суетная забота о житейских мелочах не находила ни отклика ни места в душе девушки.
Пиком бед, словно проверявших нового лидера на прочность, стал пожар. Мальчишки на башнях, так усердно вглядывающиеся в глушь леса, никак на ожидали прожорливого врага в тылу. Поэтому отблески света не сразу привлекли их внимание: в глубине души страх таился перед сокрытым во тьме, а не перед жарким светом. Когда закричали и забили в гонги, три дома полыхало, а ветер, играя с искрами подбрасывал их в соломенные и черепичные крыши соседей. Сгорело пол деревни. Сама Айсылу проснулась от шума на улице и едкого запаха дыма.
Справедливости ради стоит заметить, что дома, пострадавшие от наводнения до конца так и не просохли к пожару, и кара огня их миновала.
Ни одна спасительная идея не пришла ей в голову: тушить водой, тушить землей… Она впервые почувствовала бессилие. После пожаров первые обозы покинули деревню. Дома сгорели и больше ничто не держало людей на этой земле.
Айсылу не вышла попрощаться. Смотрела им в спины из окон отчего дома и чувствовала презрение.
Для неё эти люди умерли: слишком далеко находились другие деревни. И девушка понимала, что вряд ли когда-нибудь посетит их. А местные уж точно не захотят посетить покинутый дом. Смерть предателям! И Айсылу убила их в своей душе.
Айсылу сжимала кулаки. И бодрилась духом. Когда то ее предки пришли сюда и построили мир на пустой земле. А может быть именно здесь и появились ее предки. Ведь взялись же откуда то первые люди. Здесь - дом. И она не позволит дому исчезнуть. Дом – это всё что у нее есть.
Причина пожара так и осталась невыясненной.
Все семьи, пострадавшие от пожарища, покинули родной край. Осталась только одна: старуха Эдна и её семнадцатилетняя дочь Ева. Они потеряли все: с трудом успели в последний момент выскочить из сухой, вспыхнувшей в миг избы.
Айсылу приютила их у себя. Эдна стала вести заброшенное хозяйство. Ева больше тянулась к библиотеке, собранной отцом Айсылу. Дом ожил.
Однажды Айсылу, проходя мимо библиотеки, заметила, как Ева склонилась над фолиантом. Тем самым, который Айсылу уже больше года хотела изучить сама. Вот только беды, одна за другой накрывавшие деревню, забирали всё время на себя. Ева чуть склонила голову на бок, от чего профиль тонул в мягкой тени полумрака, тонкие пальцы плавно касались изучаемого текста. Девушка так изящно склонилась, что Айсылу невольно фыркнула. Она впервые ощутила себя старой, впервые почувствовала, что собственная жизнь осталась на месте, в то время как годы не щадили тело.