Идиотская мысль, руками двигать не стоит. Надо сохранять место вокруг лица, хоть как-то отбиваться от лезущего снега.
Наконец, лавина замедляется, снег давит все сильнее. А он где-то в верхнем слое, но вниз головой, и отчетливо понимает: самому уже не выбраться никак. Попытка поменять положение, повернуться боком. Лавина все медленнее, медленнее, раздается глухой скрип, будто останавливается тяжелогруженый железнодорожный состав.
Прикрыв одной рукой лицо, вторую Артем выталкивает куда-то туда, наверх, в попытке создать себе воздушных коридор. Руку больно выворачивает. Последний натужный скрип. Руку дергает, вкус снега с примесью крови на губах. И тишина. Конечная станция. Приехали.
Пробил он рукой снег до верха? Через пару минут он начинает в этом сомневаться. Потому что воздуха катастрофически мало. Каждый последующий вдох меньше предыдущего. Он старается дышать как можно тише. Тише, тише, еще тише. Как мышка.
Хотя в лавине лучше быть рыбкой. Этакой снежной рыбкой. Воздуха в лавине много, но вот вдыхать его, вперемешку со снегом – невозможно. Не научились еще. Не отрастили снежные жабры.
Все, он уже бредит… Жабры снежные выдумал. Скоро и Белые Врата почудятся.
Да нет, не почудятся. Уж их-то он увидит воочию, точно. Он подходил к ним, с каждым разом все ближе и ближе. Сколько раз он руки-ноги ломал? Пытается вспомнить. Руки – два раза. Ногу… сложный перелом, пол-сезона псу под хвост. Сотрясы… несколько… кто их считает? Его пару раз таскали «сыпухи». Он чудом выжил при крушении «вертушки» на Факе. А тот буран, когда они три дня просидели с Арлетт в сугробе? Тоже повезло.
Он подходил к ним. Все ближе и ближе, на шаг, на полшажочка, и вот теперь – Белые Врата близко, рядом. Он видит их сияние, слышит их голос. Хотел? Получай.
А что за ними? Вдруг отчетливо понимает – за ними просто смерть. Конец, финал, ничто. Страха нет, но вдруг становится обидно. На себя, дурака. Сколько он мог бы еще сделать… Сколько склонов не катано, сколько гор не увидено… Так нет же, ему, болвану, хотелось заглянуть туда, за горизонт. А там, за горизонтом…
Он может совершенно точно описать дальнейший сценарий.
Он опять нарушил одно из правил, сформулированное все тем же Охотником: «Не ходи один, скажи кому-нибудь о своем выходе, проверь погоду, удостоверься в безопасности от лавин, будь правильно снаряжен, держись общей группы и имей мужество вернуться».
И поэтому ему одна судьба – задохнуться. Или замерзнуть. Все одно – сдохнет. Бездарно отдаст концы, а такой опыт попадания в лавину будет бездарно просран. А он бы мог сделать выводы, он мог бы помочь кому-то, он ведь нужен… кому-то…
Есть люди, которым он нужен. А еще он нужен этим горам, этим и другим. Он себе нужен, в конце концов! Он только-только понял, как надо жить…
Как любить и не бояться умереть.
Сколько проходит времени? Кто бы ему сказал… Он торчит в лавине, не так уже далеко от поверхности снега, головой вниз, жопой кверху, диковинным образом вывернув руку. Похоже, все-таки какой-то воздух сверху идет, иначе бы он давно отключился. Но мало, мало. Потому что он понемногу задыхается. И замерзает.
Вдохи все меньше, уже не мышка. Как жук. Маленький снежный жук дышит такими вдохами. Начинают гореть легкие, сдавливает ребра.
Его откопают, наверное. Альпийские спасатели – ребята серьезные, поднимется тревога, будут искать, найдут, скорее всего, ведь на нем есть бипер, да и airbag видно. Через день или два, а, возможно, даже и через несколько часов, уже сегодня. Только вот для него счет идет на минуты. И его «сегодня» продлится совсем недолго, а «завтра» у него нет вовсе. Не дождется он спасателей.
Нет воздуха, совсем нет. Возникает ощущение вращения, как на карусели, а, может, это он вспоминает «поездку» в лавине. Снег на губах, пытается слизнуть. Фуууу, невкусные пирожки у бабушки лавины.
Поймал себя на мысли, что хочется уже поскорее отключиться, потому что надоело вот так вот лежать неизвестно сколько времени и скучно подыхать.
Но не тут-то было. В страдающий от нехватки кислорода мозг беспрепятственно прорываются странные, неожиданные образы и воспоминания. С целью его развлечь, не иначе.
Распитие водки в туалете на выпускном. Ой, как же его тогда тошнило…
Резвушка-хохотушка Инка Меняйлова, его страстная любовь всего первого курса.
Отец с приступом гастрита в больнице, увезли по «скорой», перепуганная мать. Две недели ежедневно мотались к нему с передачками.
Второй курс, Домбай. В его жизнь вошли Горы…
Лица друзей, живых и ушедших. Сашка Мерлушкин, лавина скинула его со скалы. Перелом основания черепа, умер у Витальки на руках. Эй, Ковалев, ты только не повторяй моих ошибок! Живи, сука, тебе есть, ради кого!
Вмиг побелевшее лицо Тани, когда они сказали ей про Кирилла. Он заталкивал эти воспоминания дальше, глубже, а теперь они прорвались. Сколько же горя это приносит…
Рождественское утро, Арлетт, сидящая на нем верхом, с этой дурацкой клетчатой коробкой в руках. Улыбается, такая довольная, радостная. Интересно, как сильно она будет переживать?…
Последние искры сознания гаснут. Тишина. Темнота. Которая сменяется постепенно разгорающимся свечением Белых Врат.
Глава 22. Спасательная
– Станция спасателей, старший смены Дидье Бартоли слушает.
– Это говорит Эме Ламот, сторож-смотритель верхней станции фуникулера.
У старшего спасателей нет сомнений – ничего хорошего он сейчас не услышит.
– Какого именно фуникулера? – со вздохом уточняет он.
Ему отвечают. А заодно докладывают, что на соседней вершине, неподалеку, только что сошла лавина. Сошла практически на дорогу. Но беда даже не в этом. Бдительный сторож углядел в бинокль следы подъема на эту вершину. Разумеется, сегодняшние. Вчерашние бы уже замело к чертям.
Да кто же это такой неугомонный?! Бригада спасателей отправляется на выезд. Объявлена очередная спасательная операция. А любая спасательная операция, как говаривал все тот же Отуотер, это битва против времени, расстояния, местности и стихии. В последние дни альпийские спасатели слишком часто проигрывали в этой схватке. Очень уж неравны были силы.
Лавинный конус виден издалека, еще на подъезде.
– Охренеть, какая здоровенная… – тихо присвистывает кто-то из ребят.
Бартоли мрачно молчит. Ну что ж, очередная попытка выиграть в этой схватке со временем, расстоянием, местностью и стихией. В первую очередь, со временем, конечно.
Датчики переключены в режим поиска, в руках у спасателей – лопаты и щупы. И, как только автомобиль останавливается, они, не теряя времени, выскакивают из машины.
Да не может быть, чтобы им так повезло…
– Дидье, airbag!
– Вижу! – коротко бросает старший. Эхом ему вторят биперы, они тоже «увидели» пострадавшего. С датчиком «клиент», прекрасно…
– Быстро к нему! Но осторожно! Андрэ, ты первый!
Последняя фраза адресована парамедику, но он в наставлениях не нуждается.
Группа начинает осторожно, но уверенно пробираться по огромным глыбам лавинного выноса к оранжевому пятну.
Одна из подушек сдута – порвало веткой или камнем, но вторая цела, и именно благодаря ей «клиент» остался на поверхности. По крайней мере, рука торчит.
– Пульс есть! – рапортует Андре. – Но тонкий, нитевидный.
– Копаем! – командует Бартоли.
Они его откопали почти полностью, когда спасаемый очнулся.
Только что он участвовал в рыцарском турнире, в котором вместо мечей были лыжные палки, а вместо щитов – рюкзаки, а его соперником по поединку был покойный друг… А теперь вдруг перед глазами вместо лица Кирилла что-то ярко-желтое. Щурится, пытается сфокусировать взгляд. Горнолыжный ботинок «Dalbello». Они ему никогда не нравились, не его колодка, слишком узкая. И что этот ботинок делает перед его лицом?