Выбрать главу

«Нервничает», — подумала Агничка с тревогой.

Сегодня мать заснула на рассвете. Они засиделись с Кондратием Степановичем за книгами, разбирая возможный ход предстоящей трудной операции. Приходил к ним и Ранцов.

Прошло несколько минут торжественного затишья. Затем открылась дверь шестой палаты и оттуда вывезли больного. Придерживая огромную от бинтов голову тракториста, сбоку шёл Ранцов. Последние дни не прошли для него даром, он притих, похудел. Несколько ночей подряд он бессменно дежурил около Терентьева, и Кондратий Степанович был им доволен.

Агничка, забыв о Володе, направилась следом за тележкой, рассчитывая проскользнуть в операционную. Внезапно Ранцов, о чём-то вспомнив, повернул обратно. У Агнички упало сердце; хирург направился в двенадцатую…

Она не успела ничего придумать, как открылась дверь палаты. Вначале показался рассерженный Ранцов, За ним с виноватым видом Володя.

—  Я вас ещё раз спрашиваю, молодой человек, как вы сюда попали? Кто вам разрешил?

—  Я сам пришёл, — тихо ответил Володя.

—  Николай Павлович, вас в операционную зовут! — От волнения у Агнички вздрагивали губы.

Сжав в карманах халата кулачки, она смотрела на хирурга потемневшими от гнева глазами. Ведь совсем недавно она так расхваливала юноше своих врачей…

Из перевязочной вышел Кондратий Степанович и, припадая на правую ногу, вдруг не ко времени разболевшуюся, заспешил к ним. Глянув чуточку удивлённо на взволнованного Володю, он повернулся к Ранцову.

—  Николай Павлович, дорогой мой! Вы где же разгуливаете? Больной на столе! Галина Ивановна готова, а вы…

—  Извольте полюбоваться, — Ранцов кивнул на Агничку. — В городе грипп, а студенты, несмотря на строжайшее запрещение, водят посетителей…

— Больная Климова очень нервничает, она ещё третьего дня просила для сына пропуск, а ей отказали, — попробовала оправдаться девушка. — Сегодня она отказалась от обеда. По теории Павлова ей необходим покой.

— Я сейчас же доложу Галине Ивановне…

Кондратий Степанович усмехнулся и успокаивающе положил руку на плечо рассерженного хирурга.

— Ну зачем же так сразу? Галину Ивановну сейчас трогать нельзя. Она должна быть абсолютно спокойна, хотя бы по той же теории Павлова, — с мягкой иронией добавил он. — Пожалуетесь позднее, — и, строго блеснув на девушку глазами, сказал: — Студентка получит взыскание, а юноша… Вы, дорогой юноша, ступайте. За мамашу не волнуйтесь. Завтра вам выпишем пропуск…

Странно! Володя поклонился старику, и даже Ранцову, а на неё, на Агничку, не взглянул — пошёл к выходу. Обиделся?

Между тем, сдав внизу халат, Володя вышел из клиники. В замешательстве он постоял у подъезда, затем медленно, сутуля плечи, побрёл в больничный парк. Он был ошеломлён и расстроен, но не отповедью хирурга, а другим, более серьёзным и важным.

Кто бы мог ожидать, что день, такой радостный и солнечный с утра, принесёт столько огорчений и тревог. Оказывается, Агничка — тоненькая девушка с нежным голосом — была дочерью его отчима. Об этом несколько минут назад сказала ему мать. Мать просила не встречаться с девушкой. Галина Ивановна не простила ей старой обиды. После того, первого раза на обходе, она не притрагивается к ней. Если Галина Ивановна узнает о их дружбе…

Нет, Володя не хотел причинять горя. Пусть обе матери не волнуются! Он постарается больше не встречаться с Агничкой.

Он только посидит на этой скамейке, где они всегда сидели с ней, самую чуточку посидит, соберётся с мыслями — и уйдёт. А как же Агничка?

* * *

Операция прошла удачно, и довольный Кондратий Степанович прошёл в «профессорскую». Когда-то, до войны, эта комната служила ему кабинетом. До сих пор сохранилось большое дубовое кресло и полукруглый, обтянутый чехлом диванчик. Старик снял докторский колпак, вытер платком лицо и мокрые волосы и собрался уже устроиться в кресле, как вдруг крупная дождевая капля громко ударила по стеклу. Кондратий Степанович подошёл к окну и прикрыл его. Погода неожиданно испортилась. Над старыми липами с беспокойным криком кружились грачи. По дорожке спешила Агничка. «Настойчивая девчонка», — с теплотой подумал старый хирург. Всё-таки удалось упрямице пробраться в операционную. Пряталась за его спиной, выглядывая из-за плеча.

Кондратий Степанович не удержался от короткого смешка, увидев, как с одной из скамеек поднялся высокий юноша и стремительно пошёл навстречу Агничке. Скинув с себя пиджак, он быстро накинул его на худенькие плечи девушки. Старик узнал незадачливого посетителя. Вытянув из кармашка за цепочку часы, он высоко поднял лохматые брови. Парень прождал Агничку два с лишним часа. Когда-то вот и он так же часами ожидал свою Настеньку. Так же вот бродили, мечтали, спорили, не замечая холода, дождя, времени. Молодость, видно, всегда одинакова.

В кабинет вошёл сияющий Ранцов. Сняв телефонную трубку, он сообщил жене, что задержится в клинике — придётся подежурить около Терентьева.

— Идите-ка, мой дорогой, отдыхать, — сказал мягко Кондратий Степанович. — Сегодня дежурит сама Решетова. — Пожевав губами, он добавил — Прекрасно вы ассистировали, прекрасно…

Помолчали.                                    

— Я, кажется, нетактично поступил? — Ранцов виновато взглянул на старика.

—  Вы о юноше? Зря, зря обидели такого славного парня! Неудобно получилось! Я вот заглядывал в палату, а у Климовой заплаканы глаза. Не положено расстраивать больных! И себя взвинчивать такими пустяками не следовало. Ведь после такого разговора еще больше нервничали на операции? Думаете, не заметил? Ну и обманул, ну и прошёл без пропуска! Экая беда! Захотел повидаться с матерью…

— В городе эпидемия гриппа, а Климову через три дня на стол класть. Чего доброго, загриппует…

—  Да, тянуть с Климовой нежелательно, — согласился старик.

Оглядываясь на дверь, Ранцов понизил голос. — Почему-то до сих пор неизвестно, кто будет её оперировать. Спрашивал Галину Ивановну, молчит…

—  Напрасно спрашивали. Резекции желудка она проводит всегда сама.

—  Но здесь случай особый! — Ранцов усмехнулся. — Разве вы не слышали этой истории? И навряд ли Галина Ивановна… Женщины злопамятный народ.

Добродушное до этой минуты лицо Кондратия Степановича нахмурилось, под белыми бровями спрятались потемневшие глаза.

— Зря прислушиваетесь к слухам, мой дорогой, — сухо обрезал он. — И сердца женского, настоящего, вы не знаете. Сказать по совести, оно иногда бывает куда благороднее и храбрее, чем некоторые мужские. Похвально, что волнуетесь, но подумайте лучше о другом. — Помолчав, он чему-то улыбнулся. — К конференции готовитесь? — внезапно спросил он. — Не осрамитесь. Возможно, съедутся светила зарубежной медицины. Вам есть о чём сказать. Молчать не позволим.

—  Я, я буду выступать, только… — Ранцов нерешительно посмотрел на старика. — Мне бы хотелось… — В замешательстве он снял с чернильницы сверкающую крышечку, повертел её в руках, опустил в карман халата. — Если бы вы посмотрели мой конспект, — выдохнул он.

—  С превеликим удовольствием. Посмотрю, и Галину Ивановну попросим. А крышечку, крышечку на место положите, — уже со смешком проговорил он, когда обрадованный Ранцов ринулся к двери.

* * *

Агничка очнулась от холода. Мокрое платье липло к спине, груди и коленям. Рядом, на скамейке, лежал спавший с её плеч пиджак, забытый Володей, в руке всё ещё был зажат обмякший пучок травы. Сколько же прошло времени? Почему она здесь сидит одна и её новенькие босоножки в грязи? Испорчены босоножки… Отчего так щиплет глаза? Что сейчас? Утро, день, ночь?