Разумеется, без происшествий не обошлось, но на них, за исключением одного, я останавливаться не буду. Когда буйное веселье достигло своего апогея, один из фор-марсовых, весьма дурного нрава португалец, заявил, что уложит на месте всякого, кто посягнет на его неприкосновенность. Угрозу услышали несколько головорезов и, подкравшись к нему сзади, подставили ножку. Не успел он моргнуть глазом, как оказался верхом на весле среди гогочущей толпы, которая со скоростью поезда понеслась с ним по палубе. Живая масса рук вокруг него и под ним была так плотна, что стоило ему покачнуться и упасть на одну сторону, как его тотчас же выпрямляли толчком вбок, после чего он соскальзывал уже в другую, где получал новый удар. Этого португалец снести не мог и, выхватив из-за пазухи кофель-нагель, в бешенстве пошел лупить им без разбору направо и налево. Большинство его мучителей обратилось в бегство, но восемь или десять продолжали упорствовать и, не выпуская его из рук, старались выхватить у него оружие. Одному из матросов при этом досталось по голове, и он рухнул замертво. Решив, что он убит, его потащили вниз к хирургу Кьютиклу, а португальца между тем заключили под стражу. Рана, впрочем, оказалась не слишком опасной, и несколько дней спустя пострадавший уже расхаживал по палубе с перевязанной головой.
Это происшествие положило конец увеселениям; проламывать головы было в дальнейшем строжайше запрещено. В положенный срок португалец поплатился за необдуманность своих поступков у трапа, а офицерам представился лишний случай состроить шканечные рожи.
XXVI Мыс Горн во всей красе
Мы все еще стояли заштилевшие, когда с фор-салинга на самом горизонте, вероятно, милях в трех, а то и больше, был замечен парус. Сначала он казался небольшим пятнышком, с палубы совершенно незаметным. Но сила притяжения или что-либо, действующее столь же непостижимо, заставляет два заштилевших судна, уносимых тем же течением, непременно хоть немного да сблизиться. Штиль был полный и потребовалось много времени, чтобы парус этот стал уже вполне различим с фальшборта. Со временем он еще более приблизился.
Что это было за судно и откуда оно шло? Нет ничего, что больше возбуждало бы интерес и в то же время так не ставило бы в тупик, как пятнышко паруса, появившегося на горизонте в этих далеких морях у мыса Горн.
Бриз, бриз! Уже заметно, что неизвестное судно приближается к фрегату. Взглянув в подзорную трубу, вахтенный офицер определяет его как судно с полным вооружением под всеми парусами, держащее курс прямо на «Неверсинк», хотя вокруг нас продолжает царить штиль.
Ура! оно несет нам ветер! В самом деле, вот и он. Смотрите, как осторожно пробирается он по воде, едва морщиня рябью ее поверхность.
Наших марсовых немедленно послали наверх отдавать паруса, и те постепенно стали легонько надуваться. Пока что ход у нас был еще недостаточным, чтобы управляться рулем. К закату незнакомец спустился на фордевинд, одевшись в целую пирамиду парусов. Никогда еще, позволю себе заметить, мысу Горн не наносилось столь дерзкое оскорбление. Лиселя сверху и снизу, бом-брамсели, мунсели и все такое. Он прошел у нас под кормой не дальше слышимости голоса, и старшина-сигнальщик поспешил поднять у нас флаг на гафеле.
— На корабле! — крикнул вахтенный офицер в рупор.
— Здорóво, — прогорланил старик в зеленой куртке, сложив руку рупором, а другой держась за бизань-ванты.
— Как зовется корабль?
— «Султан», для заморской торговли, из Нью-Йорка, назначение Кальяо и Кантон, два месяца как вышли, все в порядке. А как звать ваш фрегат?
— Корабль Соединенных Штатов «Неверсинк». Возвращаемся домой.
— Ура, ура, ура! — заорал восторженный земляк, вне себя от патриотизма.
К этому времени «Султан» уже прошел мимо, но вахтенный офицер не удержался дать ему на прощанье добрый совет.
— Эй, послушайте, неплохо было бы вам поснимать наверху кое-какие летучие паруса. С мысом Горн не шутят!