Рейчел
– Джолли не вернулась, – говорю я, когда мы с Шоном на следующее утро едем на вызов.
– Она появится. Еще рано. Как только она ответит тебе, скажи ей, что она вместе с Эйвери и Тейлором должна приехать, – Шон садится за руль, но выглядит более задумчивым, чем всегда, хотя и кажется, что это невозможно.
– Что–то случилось? – спрашиваю я между делом, когда пишу Джолли еще одно сообщение. Сейчас начало десятого, может, она еще спит?
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Шон.
– Ты другой. В письме, которое пришло сегодня утром, были плохие новости?
– Ты его видела…
– Только то, что ты был спокойным, а после того, как его открыл, стал задумчивым.
– Ты меня анализируешь? – Шон бросает на меня вызывающий взгляд, который я выдерживаю:
– Да.
– Оно от моей жены, – кратко отвечает мне Шон.
– Ох… ммм, извини. Это меня не касается! – было понятно, что я с разбегу попала на любимую мозоль!
– Это было заявление на развод. Она его подписала. – Говорит Шон после нескольких минут молчания. Я взглянула на него, теребя свою сумку. – Ее адвокат пишет, что право опеки принадлежит ей, потому что я все равно день и ночь работаю, и моя работа представляет определенную опасность, хотя он не прав.
Должна ли я ему на это что–то отвечать? Если да, то что? Что именно? Я абсолютно не уверена.
С одной стороны, мне очень жаль. Женишься и думаешь, что проведешь всю жизнь со своей любовью… С домом и ребенком. В счастье и радости. А потом оказывается, что любовь умерла.
Но, с другой стороны… Шон снова свободен! Можно ли мне, вообще, так думать? Радоваться? Шон хотел бороться за свою жену и что теперь?
– Сколько лет твоей дочери?
– Исполнилось семь. После летних каникул она пойдет во второй класс. У нее очень хорошие оценки. Моя жена говорит, это потому, что последние месяцы меня не было дома и… она не отвлекалась.
– Как ее зовут?
– Лейла… – Шон улыбается. В первый раз я вижу, что он может вот так улыбаться.
– Красивое имя, – шепчу я.
– Тебе надо с ней увидеться. У нее светлые волосы, как у ее матери. Зеленые глаза. Совсем немного веснушек. Я… скучаю по тому, что не могу читать ей сказки вечером. И я скучаю, что ее нет рядом. Что, если она про меня забудет? Привыкнет к тому, что я больше не часть ее жизни? Она видит меня только два часа за четыре недели и кажется такой отстраненной, – Шон подъезжает к обочине и вцепляется в руль. Он сидит с закрытыми глазами и пытается успокоиться, но я слышу, как он сопит.
– Что я могу сделать для тебя, Шон? – спрашиваю я, но Шон не реагирует. – Я бы могла сказать тебе, что так будет лучше. Что ты можешь попросить своего адвоката дать видеться тебе с твоей дочерью больше времени, но я не знаю, будет ли это уместно, – Шон снова открывает глаза, смотрит на меня и вдруг… я чувствую его руки у себя на щеках, которые тянут меня к нему. Его лицо приближается ко мне на секунду, но наши губы не касаются друг друга. Шон останавливается. Мы смотрим друг на друга. Он смущен. Я смущена. Что… что я должна сделать?
Шон наклоняет свое лицо. Я чувствую его дыхание у себя на губах, но ничего не происходит…
Смущенно я поднимаю руки и кладу их на Шона. Но он отстраняется от меня и говорит:
– Извини… я не должен был этого делать, – но ничего не произошло.
Он отклоняется назад и проводит рукой по волосам и лицу.
– Ты не должен сожалеть, – я сглатываю и смотрю на Шона в сомнениях. О нет, я так люблю этого мужчину, что это причиняет мне боль. У меня разрывается сердце от того, что я так близко с ним.
Я снова сажусь прямо и поправляю ремень.
Неприятная тишина повисла в машине, пока Шон снова не поехал. Это все? Мы об этом не говорим?
– Я… – запинаюсь я. Это должно выйти. Я просто должна сказать! Как мне только это выдержать, чтобы мое сердце не разбилось, когда эти слова сорвутся с моих губ?!
– Я люблю тебя!
Где–то в другом месте
Старая женщина приносит поднос. Он серебряный. На нем стоит стакан воды, тарелка, накрытая крышкой, приборы и кусок пирога.
Она закрывает за собой старую тяжелую деревянную дверь и поднимается по старым ступеням, отчасти покрытым мхом. Воздух в этом подвале с плохим запахом. Пахнет плесенью. Но старуха не обращает внимания на этот запах. Она хорошо одета и ступает с высоко поднятой головой до конца лестницы. Ее ждет еще одна дверь, которую она открывает. Она ставит поднос на деревянный табурет, а потом идет дальше. Приходит в комнату, которая напоминает ей об утрате.