Каково хранить чувство в ползучем положении? Ан вон и остальные ползут, если и не с достоинством, то с отсутствующим насвистывающим видом — а чего? ну, ползу! А когда доберусь до вершины, ни за что не признаюсь, мол, путь пройден не на двух ногах, а на четвереньках. Это единственно возможный способ достижения цели! Попробуйте сами. Ну-ка, ну-ка! То-то!
Ну ладно, добрался. А там — этот самый, которому голосил: «Эй! Слазь!» Снизу-то представлялся монстром, вблизи же оказывается, что очень похож на претендента, разве постарше, — тоже ведь полз, тоже терпел сложности маршрута, тоже пересиливал эмоции. И с ним ТЕПЕРЬ вполне можно найти общий язык, поделиться ОБЩИМИ впечатлениями. Особенно если на вершине до поры до времени просторно, никто не толкает. Сверху ручкой плеснуть мурашам, которые у подножия массово снуют.
И ни в коем случае не призывать к резким движениям. Никаких революций! Только эволюция. А эволюция, как известно, процесс естественный и долгий. Сам-то достигал вершины постепенно, эволюционируя, — след остался, серебристой улиточной нитью прослеживается.
Валентин Палыч Дробязго отнюдь не скудоумен, башковит рекетмейстер — даром что моложе на десяток лет. Вот и почти достиг. В отличие от жены…
Идеалистов никто не любит, в президиумах терпят, но не в кулуарах. Абсолютно безразлично, каковы проповедуемые идеалы, лишь бы проповедник не был идеалистом, — всегда предусматривай простор для маневра.
Ревмира Аркадьевна никогда не предусматривала простора для маневра. И осталась на эпизодических ролях — под амплуа главной героини никак не подходила. Особенно после рождения дочери.
Роды были сложными. Может, и правда, Алабышева — она по древнему княжескому роду, аристократия. Ну, аристократы, известно, вырождаются из поколения в поколение — тут же, шутка ли, двадцать предков в цепочку выстроились. Так что о здоровье надо подумать. Первые роды для тех, кому за тридцать, — испытание-пытка. А Ревмира Аркадьевна Алабышева-Дробязго физически оказалась не весьма готова к подобному испытанию. Как выражался поэт-эфиоп о матери иного семейства, «бывало, писывала кровью…».
В общем, с рождением Инны здоровья у Алабышевой-Дробязго не прибавилось. Да и карьера застопорилась. Сказано: с прямой спиной в гору не подняться. А тут повод — лучше не надо: вам надо отдохнуть, вам не под силу такой напряженный ритм, вы теперь должны думать о ребенке!
Не хочет она думать о ребенке! Она вообще не хотела этого ребенка! Она хотела, чтобы жила бы страна родная, и нету.
Нету-нетушки. Нет. Отдыхайте. С вами рядом всегда ваш муж. Кстати, очень перспективный товарищ.
Мужа Ревмира Аркадьевна возненавидела именно из-за незапланированной дочери (кто ж виноват перед женщиной, которая настолько увлечена подсчетом оставшихся лет до назначенного будущего, что теряет счет дням до цикличного недомогания?! кто? мужчина?!). Незапланированную дочь, впрочем, она тоже… н-не полюбила. Как назовем тех, кто нам сломал жизнь? Ревмира Аркадьевна называла Валентина Палыча весомо-грубо-зримо. (Она-то впервые в жизни пригрела, а не пригрелась — возможно, переходный возраст подступил, когда женщина начинает оказывать предпочтение не старшим, а младшим; возможно, отчаялась найти идеал среди старперов и понадеялась взрастить идеал из молодого-необстрелянного; возможно, возомнилось ей, что достигла той высоты, с которой уже можно поруководить — пусть даже и мужем… А он ей сломал жизнь. И его заморыш — тоже! Это его заморыш, не ее! Да! Вот так!)
Дело еще и в том, что Валентин Палыч записал дочь как Дробязго, без Алабышевой. Политика — дело тонкое: при неполном среднем образовании выходцев-сельчан в номенклатуру любой намек на князей толкуется с однозначным раздражением — ага, мы, значит, из грязи! Ревмира же Аркадьевна шизофренически дорожила принадлежностью…
А пришлось подумать не только о здоровье, но и о душе. В том смысле, что Алабышева-Дробязго все явственней сползала по ту сторону рассудка. Двойственность восприятия окружающего мира до добра не доводит. И шизофреник — уже не насмешливая ругань, но — диагноз.
Валентин Палыч, разумеется, не стал разводиться. Он, разумеется, не упек жену на Пряжку. И то, и другое действо негативно бы отразилось на дальнейшей работе — вот и в Москву предлагают перебазироваться. Если невозможно изолировать от себя жену, то изолировать себя и дочь от нее — возможно. В Москве, кстати, и школы получше — ребенку учиться надо.