Белый – у японцев цвет смерти.
Ферзь – самая сильная фигура. Если бы не отменили правило, при котором ферзь еще и конем ходил, он был бы непобедим. Не он. Она. Ферзь – она. Жертва белого ферзя – рискованный ход. Если неверно рассчитать многоходовую комбинацию, если ошибиться хоть на ход, если не учесть контрвыпад партнера, – поражение неминуемо. Разве что последовать примеру анекдотного магараджи, который по рангу и по уровню не уступает рекетмейстеру Вале Дробязго: «Пан Президент, а про вас уже есть анекдоты? – Да. И один мне очень нравится. Играет Каспаров со мной в шахматы. Играет, играет и говорит: «Мат!». А я рассудительно говорю: «Да. Действительно, мат… Но только ведь мы заранее не обговорили, кто какими играет».
– Ха-ха-ха! – Вот и мне он очень нравится!».
Белый ферзь. Инна? Инна. Белый – у японцев цвет смерти.
Колчин сказал: на Донском. На том, что примыкает к стенам Донского монастыря. На том самом, где Эрнст Неизвестный на стене крематория расположил барельеф – дерево, растущее из упокоившегося. В двухстах метрах от Шаболовской квартиры. Хотя… все равно где. Но не там, где Валя Дробязго «уже согласовал». Ладно, на Донском- Колчин сказал: на Донском.
Пришли все. Борисенковская Татьяна взяла на себя все хлопоты, связанные с готовкой, сервировкой. К могиле не поспела – распоряжалась поминальным столом, носилась из кухни в кухню. Квартиры Колчиных и Борисенок – дверь в дверь. Гришаня Михеев бродил неприкаянным, глазами, немо, спрашивал: «Нам съезжать?». Колчин глазами, немо, отвечал: «Нет. Это только на сегодня». – «Стрелой» приехала «старшая подруга», Лешакова-Красилина-Мыльникова. Без мужа.
Валя Дробязго дал понять, что поминки во всех отношениях удобней – у него, в Доме-На-Набережной. Колчин дал понять: нет, на Шаболовке.
Из Пекина прилетел отец. Дмитрий Иваныч. Обнялись. Он показался Колчину каким-то не таким, не настоящим, отличным от остальных. А! Вот в чем дело! Май. А отец – лицо покрыто плотным августовским долговечным загаром. Ну да, ведь Пекин… Там – солнце. Надолго отпустили? На неделю. Поговорим потом. Поговорим.
Валя Дробязго держался на уровне. Только когда Инну опускали в землю, дрогнул губой и задрал голову к небу, промаргивая и промаргивая.
За сдвинутыми столами (колчинский и принесенный от Борисенок) сначала молчали, потом скорбно произносили, потом пили, потом зашумели. Все как обычно в подобных случаях. Еще – предварительная чашка киселя, порции рисового пудинга. Зачем? Так надо. Таков обычай. Чей? Неважно. Христианский- иудейский-мусульманский-буддийский. Чей? Неважно. Так надо.
Потом все разошлись. Егор Брадастый пригнал колчинскую «мазду». Колчин отвез отца домой, в Марьину рощу. И остался там, с ним.
Валя Дробязго в сопровождении мордоворотов уехал на своей к себе – в Дом-На-Набережной. Завтра? Нет, завтра он никуда не собирается. Он будет дома. Да, он готов побеседовать с Колчиным. Нет, какие- либо изменения – вряд ли. Нет, его никуда не сорвут с места, не вызовут. Он будет дома. Он вчера похоронил дочь – кто и куда его посмеет вызвать?!
Он похоронил дочь. Что ж, а Колчин похоронил жену. Ди-Жэнь.
Жену, говоришь?! А я – дочь! Ты хоть знаешь, что такое – дочь?! (Только без истерик, Валя! Без суровых мужских истерик!). Жена? Да ты за полгода даже не поинтересовался, что с ней, где она, жива ли вообще! Что ты про нее вообще знал?! Как воспринимал?! Беглый штриховой набросок: «Твигги недоношенная», очки минус три, научный работник, любимый цвет- желтый, здоровье слабое… Все?!
А зачем ей «Книга черных умений», а?! Вот эта, эта книга! Она ее все-таки нашла. Зачем, скажи?! Не знаешь?! Сколько лет вы были вместе? Восемь?! И детей – никак?.. Ты хоть знаешь, что она отчаялась совершенно?! Выкидыш за выкидышем. Для нее «Книга черных умений» – шансом была. Может быть, последним. Она ведь все перепробовала. А «Книга черных умений» не только с рецептом «Как сделать врага бесплодным», среди прочих рецептов. Она считала, что если идти от противного, то – получится. Это не шаманство, не придурочный «Третий глаз» в телевизоре. Тибетской медицине – тысячи лет! Она считала, что и матери своей, этой кретинке дворянке-комсомолке, поможет. Если идти от противного, то рецепт «Как навести безумие на врага» может сработать в противоположность…
И вот она, «Твигги недоношенная», отправляется в Санкт-Петербург, роется в подвалах, теряет сознание – когда ее обнаружили там, состояние оценивалось как критическое! Только привлечение лучших специалистов помогло как-то стабилизировать… В Москву самолетом и – почти полгода – не поднимаясь с больничной койки. У нее уже был срок – восемьдесят недель. Угрожающий выкидыш. Плюс еще холодный подвал, где ее запер этот… ур-р-род!