Шел бы к нам. Ко мне. В политике сейчас фатально не хватает честных людей. Энергичных, инициативных – это пожалуйста. Этот… аферист, между прочим, был куда как энергичен, куда как инициативен. Тут бы через год тако-ое перетряхнулось! Отворяй ворота! Сам-то по себе он – мелочь. Но… Маленький камешек вызывает большой обвал. Я-то – ты меня неплохо знаешь – наперед вижу. Получше, чем даже в шахматах. Так что это очень удачно… Ну, что камешек вытряхнулся. Сам по себе. Ну, РАЗУМЕЕТСЯ, сам по себе! Читай «зайчика», читай. А то, к слову, действительно партейку разыграем? Фора – в ферзя. Не разучился в Германщине-то своей? Давай, правда, расставляй. Инна нам чаю сделает. Инь! Чаю, а?.. Как пацаненок? Заснул? Мировой мужик у вас получился, ребятушки! Эхе-хе, а я-то уже и дед. Эхе-хе…
Так бы и было. Валя Дробязго – он такой, он наперед видит, он политик. В политике сейчас фатально не хватает честных людей. Раз – и обчелся. Раз – Валя Дробязго, рекетмейстер. А там поглядим. Через год, если угодно. Зараза популярных лидеров – она всегда из Питера шла. Петр Романов, Ленин, Киров… Устанавливай карантин, не устанавливай – зараза и есть зараза. Из Питера. А Валя-то – питерский, между прочим. Питерский он! Чем черт не шутит. Да не шутит он, не шутит.
И все ведь было Колчину сказано. Еще в Питере том же.
Алабышева-Дробязго, бред сумасшедшей: «Он у меня дочь отнял! Он ее-от меня спрятал! Он ее от всех спрятал! Я все-о-о знаю!». Бред?..
Святослав Михайлович Лозовских, в обиде на всех и вся: «Сыскари, расследуя обстоятельства кражи поутру… Шорох изнутри, из подвала. Гражданка? Документики! Ах, не только Колчина, но и Дробязго? Вы случаем не дочь старика Дробязго? Не старика, но того самого, который?… Дочь… Но проверочный звонок в Москву не помешает… Вот хорошо, что из Москвы сразу распорядились: случайную гражданку, НЕ ИМЕЮЩУЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ к краже в Публичке, подобрать-обогреть, с нарочным отправить в Москву! И не касаться ни гражданки, ни граждан, ею названных!». Запальчивость обиженного востоковеда, не имеющего высокопоставленных предков?
Отнюдь, отнюдь.
Можно представить, в каком трансе был Валентин Палыч Дробязго, когда ему доложили: так и так, полуживая, в подвале, кажется… кажется ваша… а вчера ночью библиотеку, того самого, грабанули. Можно представить, до какой струнности он напряг все имеющиеся в наличии и подчинении структуры, дабы дочь была тут же вывезена в Москву и дабы никто ничего не узнал о том, что она была в ту ночь взаперти, в подвалах Публички. К «краже века» она, очевидно, никакого отношения не имеет, но каково придется действующему политику? Затреплют по бульварным газетенкам, и товарищи по Олимпу всячески этому поспособствуют, порадуются. Да хрен с ними, с товарищами по Олимпу! Хрен с ним, с Олимпом, в конце концов! Дочери-то каково придется?! Она и так еле жива. Ей теперь лежать и лежать. На сохранении. Может быть, последняя попытка… Срок – восемь-десять недель. Чтобы не спугнуть, не сглазить – полный покой, полная изоляция. Лучшие специалисты… Если бы, еще несколько часов в подвале, то… Если бы не столь оперативно подоспевшая служба типа милосердие. Та самая, обеспечивающая пристальный уход за Ревмирой Аркадьевной Алабышевой-Дробязго. Хорошо, что Валентин Палыч не теряет постоянной связи со службой типа милосердие в Питере. Если что – то сразу. Вот… пригодилось. Нет, не мать. Но дочь.
Идиотская ситуация, конечно! Однако, надо отдать должное Валентину Палычу, он с честью из нее вышел.
Потом? То-то и оно, что потом. Похищенные раритеты обнаружены буквально на другой день. Фигура Кублановского проявляется буквально тогда же. Фигура, которую самое время смахнуть с доски. Иначе вся партия через год где-то будет проиграна. Такой удачный дебют! Такие изящные маневры! И вдруг – проиграть. Идиотизм!
Вы не поймете сути идиотизма, пока не пройдете через него, но, пройдя, вы имеете право сказать себе: «Черт возьми! А вот теперь я это использую!».
Валентин Палыч Дробязго, возможно, именно так, слово в слово, и сказал себе: «Черт возьми! А вот теперь я это использую!». Он ведь махапуруша. Да что там! Он – сам Падмасамбхава! Он политик. Он добра желает и наперед видит: все причиненные ущербы – ничто по сравнению с благодатью, ждущей в конце пути. Даже если я у вас вытащил кошелек, не кричите «Держи вора!». Я не вор, я ваш благодетель. Не вытащи я кошелек, вы бы сейчас пошли в кабак, деньги бы пропили, будто Пурим на дворе, а после споткнулись бы и – под трамвай. Я наперед знаю. О, Падмасамбхава, о!