И ладно. Придется самому. Надо сказать, Колчин и предпочитал действовать в одиночку. И Валя нужен был ему не как подмога (хотя возможности различных охранных структур на уровне московского двора почти беспредельны, когда это НАДО) – Колчин полагал вчерашнее (и сегодняшнее) отсутствие Инны недоразумением, но объяснимым – тем же Дробязго. Но, выясняется, Валя сам в отсутствии, и весьма возможно, что Валя и не подозревает о пропаже дочери. Иначе те же охранные структуры встали бы на уши и простояли в таком неестественном положении до тех пор, пока. Но плотный баритон не похоже, чтобы стоял на ушах. А значит…
Значит, придется браться за поиски всерьез. А то и Валя будет вправе предъявить счет по прибытии: ладно, ты воевал в Японии за честь страны, но ты уже неделю как в Москве! И?.. Меня ждал?..
Было уже четыре часа пополудни. Он пообещал появиться на клубе во второй половине дня. Вторая половина дня уже склонялась к первой половине вечера. А ему надо отдать долг Ильясу, а также соблюсти ритуал официальной встречи, официального чествования, игнорируя собственные проблемы. Хотя… С Ильясом непременно следует побеседовать отдельно. Преждевременные выводы… Преждевременны, однако – читайте периодику: «Тот, кто считает, что кавказские и прочие банды, сформированные по национальному признаку, в одночасье захватили нашу столицу немедленно вслед за победой демократии в России, – будет неправ… национальные преступные группировки существовали в Москве всегда». Он, Колчин, уже готов был пересмотреть, уже пересмотрел прежнее-вчерашнее предположение об отсутствии взаимосвязи между шоссейными толкалками с двумя «байерами» и тем, что ИННЫ В АЭРОПОРТУ НЕ ОКАЗАЛОСЬ. А приплюсовав ко всему прочему утреннее сообщение майора-полковника Борисенко – и более того.
Да! С Борисенко сегодня надо перекинуться мыслишками, по выражению того же Борисенко. Так что на клубе особенно задерживаться не след.
Да! Насчет «читайте периодику»! Не мешало бы. Чтобы одной неспешной пробежкой по страницам. упомянутой периодики нагнать вырвавшуюся на неделю (да нет, на десять дней!) отечественную действительность. А то все – креветки-креветки, Токио-Токио, сэнсей-сэнсей! Стоп. Приехали. Надо осваиваться, надо адаптироваться.
Ох, непросто с непривычки осваиваться в родном городе, будучи не на колесах. Метро…
– Он – в метро. «Кузнецкий мост». Передаю.
– Принял. Он на «Соколе». Он – в клуб.
– Понял. Понял тебя. Принимаю… Внимание! Вышел. В клубе пробыл два часа сорок минут.
– Вот спасибо! А то мы тут сидим без часов, понятия не имеем.
– Но-но! Разрезвились! Доклад. Доклад, мать вашу!
– Он – в метро. «Сокол». Предположительно – домой. Передаю. Э! Передаю!
– Слышу. Т-тоже мне! Принял. Вот не было печали…
– Не хрен было хлебалом щелкать вчера.
– Ты вообще засохни, зелень!
– Что-о-о?!
– А ну-ка вы там!
– Все-все… Гм! Он вышел на «Шаболовской». Принял. Так… Ну вот… он – дома. Нет. Зашел в гастроном. Вышел. Теперь – дома.
5
Он – дома.
Подсознательно надеялся, что Инна тоже окажется дома.
Но – зря.
Все было, как было сегодня утром, – пустота, чистота, безлюдье, БЕЗИННЬЕ.
(Не называй Дробязго свою дочь уменьшительнострогим «Инь» от Инны, Колчин избрал бы такую же форму обращения к жене. Но повторять за кем бы то ни было – мимо правил Колчина. А жаль. Инь- очень подходящее уменьшительно-строгое для Инны. Женское начало… Потом, потом…).
Подъезд снова был пуст. Лифт снова был пуст. Лестничные клетки снова были пусты. (Однако времечко-время! Мобилизовываться до предела именно тогда, когда ты уже почти дома, уже в подъезде).
Борисенковская Татьяна спускалась на полпролета с бумажным свертком – к мусоропроводу:
– Юр! С приездом! Ты сразу к нам?
– Н-нет. Ром пришел?
– Н-нет. Пока. Ты же знаешь… Может, ты сразу к нам?
– Тань, извини. Я звонка жду. Пусть Ром заглянет, как появится.