Глава пятая. По морям, по волнам
Путешественники сняли одежду, от которой расходились по воде грязно-жёлтые разводы, и бросили её подальше от места купания отмокать. После этого они дружно нырнули.
- Это не канава! - появившись из воды и отфыркиваясь, крикнул Ростик. - Это река! Амазонка! Теперь я, чур, крокодил! В джунглях Южной Америки! А ты - индейская пирога!
И хотя пирогу трудно спутать с пирогом, крокодил Ростик стал гоняться за туземной лодкой, пытаясь откусить у неё из-под воды кусок днища. Может, для того, чтобы полакомиться, если аллигатор всё-таки не разбирал где пирога, а где пирог. А может и для того, чтобы потопить лодку вместе с индейцами, и тоже, значит, но уже после потопления, полакомиться.
- Чур, я теперь не пирога! - устав удирать и спасать борта и днище от острых крокодильих зубов, придумал Мишка. - Чур, я кит-кашалот!
Мишка подпрыгнул и с размаху плюхнулся в воду, пустив огромную волну, по меркам канавы девятый вал, расплескавший по заросшим травой берегам мутную после погонь и ныряний, в тине и водорослях, жидкость. И теперь уже кит-кашалот стал гоняться за крокодильчиком, широко разевая пасть, и пытаясь проглотить тощенькое пресмыкающееся целиком.
Пришлось Ростику срочно придумывать, что он китобойный корабль. И начать охоту на кашалота в южных водах Атлантики, целясь в кита подобранной на берегу канавы ивовой веткой вместо гарпуна.
- Стой! - когда гарпун в очередной раз попал ему в хвост, потребовал Мишка. - Мы совсем забыли, что промысел китов давно запрещён!
- Ну и ладно, - неожиданно легко согласился худенький и уже замёрзший, поэтому, корабль, и отбросил ветку-гарпун. - Запрещена, так запрещена. Что-то мы заплыли слишком далеко на юг, совсем близко ко льдам Антарктиды, - стуча зубами, добавил утлое китобойное судёнышко.
- Так близко, что у тебя даже намерзает лёд на борта, - добавил толстый кашалот Мишка. - Как бы ты не затонул!
И он попытался соскоблить лёд с бортов китобойного судна зубами.
- Зачем кусаться? Давай лучше подплывём к Африке и оттаем на берегу. Чур, я теперь, бегемотик, - вылезая из воды и укладываясь в горячую пыль на дороге, придумал бывший китобоец. - Греюсь в саванне. Бегемотиков бесполезно кусать, - предупредил он настырного кашалота. - У них кожа толстая - только зубы сломаешь.
- Тогда я тоже бегемотик. Меня тоже бесполезно кусать, - решил, куда больше смахивающий на это млекопитающее Мишка, укладываясь рядом.
Два бегемотика долго жарились в грязи на солнце в Африке, переворачиваясь как блины на сковородке, и рассуждали о котах. На этот раз о том, за сколько дней смог бы Зюзя добраться домой, если бы спасся с потерпевшего крушение лайнера, где-нибудь в Океании. И едят ли котов, промышляющие на этих островах головами и скальпами, безжалостные людоеды.
Вдруг главный бегемот Мишка приподнялся и замер, уставившись куда-то за канаву, будто сделавший стойку, охотничий пёс.
- Как ты думаешь, - вглядываясь в зелёное поле, медленно и негромко, словно боясь спугнуть замеченную им неведомую дичь, спросил он, - бегемоты любят морковку?
- Я думаю, что бегемоты очень любят сырую морковку, - тоже уставившись на поле, ответил Ростик. - Но терпеть не могут варёную - из супа.
Глава шестая. Пир горой
Теперь путникам не грозила голодная смерть - за канавой, где оседала и всё никак не могла успокоиться взбудораженная их бултыханиями муть, и стирались сами собой их штаны и рубашки, незамеченное ранее из-за ралли в пыли и погонь в переполненных опасностями водах Амазонки и в океанских волнах, простиралось огромное морковное поле. Жёлтые от налипших на них песчинок бегемотики, спешно перелезли через канаву, и начался пир горой .
Сколько морковок Мишка съел сразу, за один присест, трудно было и подсчитать. Возможно, что даже и штук сто. Он выдёргивал самые крупные морковины, определяя их величину по торчащим сверху из земли буроватым бугоркам, собирал их в пук и волочил за зелёные хвосты к канаве . Там наспех, размашистыми движениями, держа связку за распадающиеся вершки, прополаскивал в мутной взвеси, и тут же, не отходя от канавы, как огромный заяц, жадно схрупывал вымытые с грехом пополам, корешки. Ростик, как ни силился угнаться за прожорливым, то ли ещё покуда бегемотиком, то ли уже за гигантским косым, проглотил куда меньше. Он старался всё-таки мыть овощи, как и положено, перед едой и не кое-как, а хотя, чтобы земля не хрустела на зубах. Ростик даже отбегал со своей связкой вдоль канавы в сторону, подальше, где вода была не так бурно взбаламучена их купаниями и Мишкиными полосканиями огромных красных пучков.
Заморив червячка, Мишка прилёг на куче ботвы, отдышался, затем принялся пожирать морковку снова. Выходило у него уже не так быстро, да и казались морковки уже не такими сладкими, но Мишка всё равно набивал, пыхтя, свой живот, и как можно плотнее, теперь уже про запас.
Насытившись до отвала, он решил заготавливать овощи впрок, чтобы взять их с собой в трудное и опасное путешествие. К этому времени живот у Мишки раздулся как бочка, и ему стало трудно наклоняться. Но он приспособился приседать.
Натасканный им ворох был уже размером со стог, и уже почти скрывал Мишку, когда со стороны "Платформы Васькино" показалось подозрительное рыжеватое облачко. Вскоре пожиратели морковки смогли рассмотреть создающий эту тучку велосипед, настолько старинный, что его не зазорно было бы даже назвать и драндулетом, и маленького человечка, проворно крутившего педали этого древнего устройства. На велосипедисте, вернее - на драндулисте, была кожаная куртка, мотоциклетные очки, шлем, перчатки краги, на ногах - охотничьи сапоги.