— Спокойно, Ромка, не дёргайся, все остальные проедут мимо! — Яр успокаивал меня как мог. Но я дрожал не от страха, от злости на самого себя, на свою беспечность. Спесивцев обвёл меня вокруг пальца, притворившись другом, и я, как дурак, поверил ему. Поток машин замедлялся. Кто-то выскочил из остановившегося автомобиля, попытался поднять на ноги. Без устали спрашивал, как я себя чувствую. Как-как... Как полный идиот!
Прошла почти неделя после того, как эта история закончилась. На улице вечер. До обеда шёл дождь, а сейчас погода разгулялась, и небо даже соизволило показать жителям столицы закат. Мне удалось пораньше слинять с работы, и я теперь неспешно прогуливался по узким дорожкам Филёвского парка. Асфальт мокрый, иногда приходилось обходить лужи. Совсем рядом Москва-река, близость большой воды успокаивала. Я бродил около часа, бездумно и не спеша. Приводил в порядок мысли. Неожиданно для самого себя оказался у того самого места, где всё это началось. Прошло всего несколько дней, а такое ощущение, что целая вечность. Присел на край скамейки. У фонаря, где долгое время прятался белый осколок, суетился работник парка. К плафону протянулась лёгкая алюминиевая лестница. Судя по спецодежде, это электрик. Мужчина копался в плотной сумке, недовольно бормотал себе под нос:
— Раньше горел, и не было проблем... Разбили, гады!
Я тяжело вздохнул. Знал бы этот человек, что на самом деле здесь произошло и чем закончилось. Сунул руки в карманы пиджака, задумался. Рабочий забрался по лестнице, усердно пыхтя, вкрутил новую лампочку в патрон. Фонарь не загорелся.
— Ну что за люди? Вот кому он мешал? — обречённо закатил глаза.
— Изверги, — я отстранённо поддержал беседу.
— Ещё какие! Вы даже не представляете, сколько лет мы не меняли здесь лампочку! И ведь горело и днём, и ночью, — мужчина спустился на землю, сел на другой конец лавочки. Крутил в руках стеклянную грушу.
— А знаете, что самое интересное? Лампочки-то все проверенные, рабочие. А тут все равно не горят!
— Система, наверное, не та... — я усмехнулся, но слишком горько, чтобы свести всё к шутке. Электрик в сердцах сплюнул. Он ушёл, так и не добившись своего. Оставил в цоколе маленькую перегоревшую лампочку, чтобы защитить контакты. Я пересел поближе к фонарю, как только рабочий парка скрылся из вида. Задрав голову, посмотрел на плафон. Он совсем новый, прозрачный, а не матовый, как в прошлый раз. Я удрученно качал головой: а ведь и правда, в итоге всех наших манипуляций и попыток завладеть мощным артефактом погибли люди, а парк лишился хоть маленького, но всегда работающего источника света. Кто знает, кому помог он, для кого служил ориентиром, а кого, может, спас от дурных мыслей. И самое обидное, мы принесли столько жертв, но ничего не получили взамен. От осознания всего этого заболела голова.
— Да, нехорошо получилось... — голос Яра за спиной осторожный и спокойный. Я не ответил, потёр уставшие глаза.
— Злишься на меня? Имеешь полное право, — он понимающе хмыкнул, — прости, Ромка, я совсем потерял голову. Ты прав, не надо было всё это затевать...
Он замолчал, вот-вот исчезнет. Длинных и душераздирающих речей от предка никогда слышать мне не приходилось. Я решил, что моё молчание затянулось:
— Осколок хотел забрать мою душу. А ведь людям он тут пользу приносил. Как такое поведение может уживаться в одном предмете?
— Во-первых, это не простой предмет, а осколок небесного зеркала, а во-вторых, это обычная суть вещей. Разве в мире есть абсолютное зло или абсолютное добро? Белый Осколок просто пытался выжить, и нет ничего предосудительного в том, что он выбрал мирный путь своего существования. Мы нарушили его планы, и не стоит удивляться, что он ответил тем же.
— Зеркало? — я поёжился. — Интересно, если собрать это зеркало из таких осколков, какой у него будет характер?
— Разный. И небесное зеркало состояло из разных осколков, не только из белых.
— Кстати, этот Карлик оживил Инфернала, который умер в участке. Он сказал, что осколок не должен достаться людям.
— Он оживил Отиса? — Яр осторожно материализовался рядом. Сидел как живой человек, закинув ногу на ногу.
— Да, как я понял, этот Шпротис был что-то вроде охранника.
— Всё правильно, — деловито кивнул предок. Я только сейчас понял, на кого он похож в этой позе — на матёрого психоаналитика. И я снова жаловался ему на жизнь.