— Стрелял Рубен, — проговорила Богдана прерывающимся голосом. Она выглядела очень встревоженной, бледная, ходила взад-вперед по комнате и ломала пальцы. — Я своими глазами видела.
— Все ясно как день.
— Трудно поверить, что Датико Беришвили так глуп. Ведь завтра все раскроется.
— Не так он глуп, как тебе кажется… Ни завтра и ни послезавтра… — Как видно, Андукапару было тяжело говорить, он отрывочно выбрасывал отдельные слова.
— В чем дело? Чего добиваются эти люди?
— Со всеми нами что-то происходит, и мы не можем понять что, — сказал Андукапар. Лука краем уха прислушивался к беседе Андукапара и Богданы. У него перед глазами все стояло искаженное болью, залитое потом лицо отца. Он не верил и не мог поверить, что Коротышка Рубен мог причинить его отцу такое зло. За что? Ведь Гоги Джорджадзе ничего плохого ему не сделал!
Лука поглядел на Андукапара и невольно поднялся с места. Андукапар бессильно лежал в своем кресле. Глаза его были затянуты какой-то пеленой, или он заснул с открытыми глазами. Обе руки, свесившись с кресла, беспомощно раскачивались. Дышал он так часто, что, казалось, вот-вот испустит дух.
Лука подошел к Богдане и прошептал:
— Он спит?
— Спит, — таким же шепотом ответила Богдана. — Пусть заснет покрепче, и я перенесу его в кровать.
Кто-то постучал в дверь.
— Кто там?
— Военный патруль… Вести от майора.
Богдана отворила ставни. В комнату вошел безбородый молодой солдат и вежливо поздоровался. Все в порядке, сказал он, майор лежит в таком-то госпитале и чувствует себя хорошо.
— Его отвезли в твою бывшую школу, — сказал Андукапар, задвигавшись в своем кресле.
Вежливый патрульный попрощался со всеми и перед уходом сказал Богдане:
— Сквозь щели в ставнях проникает свет, как-нибудь замаскируйтесь, а не то вас оштрафуют.
Богдана поблагодарила патрульного, и он ушел.
— Совсем погасите лампу и откройте дверь, — закричал Андукапар. — Я задыхаюсь!
Наутро Лука застал Андукапара на балконе. Богдана чуть свет ушла на швейную фабрику. Андукапар тяжело дышал. Лука обратил внимание на нездоровую, какую-то странную бледность его лица. Расстроенный Лука не мог заставить себя поглядеть другу в глаза. Наверно, такой цвет лица называют землистым, подумал он. Ноздри, подбородок и кожа над верхней губой Андукапара были покрыты сыпью, которой вчера не было, во всяком случае, Лука ее не замечал.
— Как ты спал, Лука?
— Да так…
— Ступай в госпиталь, проведай отца.
— А меня пустят?
— Наверно… Если не пустят, то, во всяком случае, скажут, как он.
— Пойду непременно. После уроков.
— Пойду… пойду, — почему-то повторил Андукапар, уронил голову на левое плечо и с улыбкой пристально поглядел на Луку. Через некоторое время улыбка незаметно исчезла, и лицом снова завладела привычная гримаса боли. — Ты слышал, Иза убежала из дома?
— Иза?
— Оставила записку… Не ищите, пишет, меня…
— Что говорит дядя Ладо?
— Спроси… Вот он стоит во дворе… — Лука выглянул во двор. Дядя Ладо в самом деле стоял под липой. Взгляд Луки невольно скользнул на первый этаж. Коротышка Рубен покуривал, облокотясь на перила. На его голове красовалась неизменная огромная кепка. Глубоко задумавшийся Рубен безмятежно попыхивал папиросой. После ночного происшествия Лука был твердо уверен, что Рубен бежал от карающей руки правосудия и теперь сидит, забившись в какую-нибудь щель. Поэтому он никак не ожидал увидеть его здесь и, не поверив собственным глазам, вздрогнул и растерянно поглядел на Андукапара. Может, Богдана ошиблась, может, Коротышка Рубен не стрелял в Гоги Джорджадзе?
— Что с тобой, Лука? Коротышку увидел?
— Да… Коротышка Рубен стоит на балконе.
— А что ты думал?
— Не знаю…
— Что-то происходит с людьми, Лука, и я не могу понять что!
— Я пойду, — сказал Лука, — пойду в школу.
Но он сразу понял, что ему очень трудно будет спуститься во двор, пока Коротышка Рубен, покуривая, стоит на балконе. Но и здесь он не мог больше оставаться, муки Андукапара заставляли его страдать, и он стремился поскорее покинуть этого человека, чья близость еще вчера или позавчера была ему дороже всего на свете.
— Ступай, Лука, а то опоздаешь, ступай…
Лука нехотя направился к галерее, вынес портфель и замешкался возле лестницы.
— Человек неблагодарен по своей природе, — услышал он голос Андукапара. — Неблагодарным он приходит в этот мир… И таким же неблагодарным возвращается в небытие…