Дядя Григол уверил себя, что ученый в золотых очках обманул его, во всяком случае, не всю правду сказал. Может, не доверился или ни во что его не поставил — подумаешь, какой-то темный старик, неуч. Что собаки надобны для науки, он растолковал ему, это верно, да о главном умолчал, скрыл, как собирается использовать бедных щенков. И старик думал, что отплатит ученому, подтопив щенят и оставив его ни с чем. Заявится осенью за щенками, а дядя Григол отправит его с пустыми руками, даст от ворот поворот. Но сначала выскажет ему все.
На углу старика чуть не сбил с ног Зеленый френч. И старик наверняка бы упал, не поддержи его сам же Зеленый френч. Он извинился, недоумевая: «Столько улиц пробежал и никого не встретил, надо же было именно на вас налететь, дядя Григол!» И все переживал: «Не ушиб вас, не ушиб?» Глаза у него лихорадочно бегали, и лицо было ошалелое.
— Ничего, ничего, не ушиб, — успокоил его дядя Григол и пошел было дальше.
— Голова трещит! — простонал Зеленый френч. — Хоть бы рюмочку! Умру, если не выпью!
— Антон не открывал еще духана.
— Откроет, куда денется, — вымученно улыбнулся Зеленый френч. — В этом его работа — утром открывать, вечером закрывать! А вы куда направляетесь, дядя Григол?
— Домой иду.
— До утра на мельнице просидели?!
— Чего там было сидеть до утра!
— А мы славно провели вчера время, и вино было что надо! Я вас ничем не обидел, дядя Григол?
— Чем ты мог обидеть, сынок?!
— И их тоже?
— И их тоже.
— Это хорошо, мирно разошлись, значит! — Зеленый френч и говорил, и слушал равнодушно, без внимания, кроме водки, ничто его сейчас не занимало. Взгляд его прикован был к духану Антона.
— А ты здорово вчера ученого… Глаза открыл мне на него.
— Какого ученого?
— Того… моего знакомца… в золотых очках.
— В золотых очках?!
— Ну, которому я щенят растил.
— Каких щенят, дядя Григол? — неподдельно удивился Зеленый френч.
— Как — каких? Ты же сам отговорил, чего, мол, их растить, череп им вскроют, ток пропустят…
Зеленый френч воззрился на старика бессмысленным взглядом и недоуменно развел руками, всем своим видом говоря: ни о чем подобном слыхом не слыхал!
— Да ты послушай!
— Ничего такого не помню, дядя Григол! Помню, как Джелалэддин воротился, вина принес…
— Оба ведь уверяли — замучат собак, затерзают, погубят, жалко их, и собака божья тварь. Оба твердили!
— Убей, не помню!
— Постой, постой! Как так не помнишь?!
— Что за собаки, что за ученый! Провалиться на месте, будь я последний гад, если знаю! Кроме Джелалэддина, никто на мельницу не заглядывал, откуда взялся ученый?
Старик не ответил, не смог — сердце больно сжалось, подступило к самому горлу. Ему хотелось еще раз услышать услышанное вчера на мельнице и увериться в правильности своего поступка. Старик надеялся, что Зеленый френч припомнит-таки свои слова. Он схватил его за грудки, потянул к себе и, отдышавшись, еще раз попытался напомнить ему вчерашний разговор.
— Ладно, все это хорошо, да от меня что вам надо, дядя Григол?
— Что надо?! Не уразумел, что надо?!
— Если он ученый, так сам знает и сам отвечает за свое дело, — дернул плечами Зеленый френч. — Как захочет, так и проведет свои эксперименты. Разве могу я ему помешать?! Знаете, дядя Григол, что такое эксперимент?
— Ты не увиливай, не заговаривай зубы.
Но в этот момент Антон открыл духан и заложил в него постепенно всех алкавших похмелья.
— Давайте в другой раз поговорим, дядя Григол… Это хорошо, что вас к науке потянуло, дядя Григол, а теперь пустите, нутро пересохло, если не выпью — дух из меня вон! — Он отвел державшую его за френч руку и припустил к духану.
На бегу он что-то еще кричал, обещал, заверял, но старик ничего уже не слышал, потерянно ковыляя за ним.
— Постой, до водки ли тут! Что ты наболтал! Как можно эдак! — негодовал старик, потрясенный, ошеломленный. — Чем тебе щенки мешали, окаянный. Чего надо было от них! На что меня толкнул! Что я почтенному человеку скажу, какими глазами гляну!
Зеленый френч как очумелый ворвался в духан.
Доплелся до заведения Антона и старик. Заглянул внутрь, но там роилось столько народу, что он ничего не различил. Извлечь теперь оттуда пьянчугу не удалось бы никому и ничему — увести себя живым он бы не дал. Начав с рюмки, Зеленый френч пил, пока не наливался по самые уши.
Убитый возвращался старик домой.