А сегодня, с опозданием явившись в школу, он обнаружил Ираклия, того самого «кореша», в собственном классе, смущенно сидевшего на последней парте. На перемене никто не вышел из класса, так как всех интересовал великовозрастный новичок, и все исподтишка его разглядывали.
Завидев Луку, Ираклий просиял и поднялся ему навстречу.
— Здорово, Лука!
— Здравствуй!
— Как живешь?
— Потихоньку.
— Ты больше не встречал того?
— Нет.
— И не встретишь. Второго такого труса на нашей улице нет и не было.
Одноклассники совсем опешили от того, что у Луки объявился такой дружок. Лука и Ираклий моментально поняли это, и свои прежние отношения, не сговариваясь, окружили еще большей таинственностью.
— А ты не видел его? — спросил Лука.
— Нет, не видел, — многозначительно улыбнулся Ираклий.
— А я бы очень хотел с ним встретиться.
— Да у него против тебя кишка тонка!
Весь класс, затаив дыхание, прислушивался к их беседе.
— Пошли во двор, покурим, — предложил Ираклий.
— Я не курю.
— Точно?
— Точно!
— Хотя да, я и забыл, что ты не куришь. Ну ничего, идем со мной просто так.
— С удовольствием, но мы не успеем, сейчас звонок будет.
— Правда?
— Да, сию минуту.
— Тогда пойдем на большой перемене.
Ираклий поднял руку, уже было взявшуюся за карман, и похлопал Луку по плечу.
Вскоре прозвенел звонок, и в класс вошел учитель грузинского языка и литературы Закария Инцкирвели, тщедушный седой старичок в золотом пенсне на большом, с горбинкой, носу. Закария Инцкирвели был старым педагогом, преподавал греческий и латынь в одной из тбилисских гимназий, но после изъятия их из программы взялся за родной язык и литературу. В нынешнем году его назначили классным руководителем, и он старался быть всегда строгим и справедливым. Справедливость его была признана всеми, а вот что касается строгости, то ребята быстро раскусили, что она была показной, и изрядно распустились, хотя и продолжали уважать старого учителя за его справедливость.
Инцкирвели, не читая списка, заметил новичка.
— Как твоя фамилия? — спросил он, садясь за свой стол.
Ираклий тотчас поднялся и вежливо ответил:
— Девдариани, уважаемый учитель.
— Имя?
— Ираклий.
— Кем тебе приходится Шалва Девдариани?
— Никем.
— Хороший человек был Шалва… Из какой школы тебя перевели?
— Из двадцать пятой.
Весь класс жадно внимал этому диалогу, всех без исключения интересовала биография новичка.
— Судя по всему, ты остался на второй год?
— Да, уважаемый учитель.
— Причем, если я не ошибаюсь, ты оставался дважды.
— Так точно, уважаемый учитель.
Любопытство класса было напряжено до предела, потому что второгодников все видели сколько угодно, а вот дважды второгодника видели впервые!
— Ты производишь впечатление вежливого юноши… Но, как видно, для того, чтобы перейти из класса в класс, одной вежливости недостаточно, — заключил Закария Инцкирвели.
Ираклий покраснел и, очевидно, разозлился, потому что на лице его появилась кривая усмешка.
— Садись.
Ираклий сел.
Классный руководитель раскрыл журнал, пробежал глазами список и стал кого-то разыскивать в классе. Взгляд его остановился на Луке.
— Почему ты пропустил первый урок?
— Я опоздал. — Лука встал.
— Пусть завтра же придет твоя мать.
— Мама не сможет прийти.
— Почему?
Лука не ответил.
— Я спрашиваю, почему она не сможет прийти!
— Уважаемый учитель… — С соседней парты поднялась Маико. — Мама Луки за пять дней до начала войны уехала на Украину, чтобы повидаться с мужем, и до сих пор не вернулась.
— Ах, вот как? Почему же ты ничего мне не сказал?..
— Не знаю… А зачем говорить?
— Ладно. Садись.
— А тетушку похоронили месяц назад, — помолчав, добавила Маико.
— Садитесь. Садитесь.
Маико и Лука сели.
У Луки вдруг испортилось настроение, как будто он впервые услышал о том, что его мать без вести пропала. У него закружилась голова и на лбу выступил пот. Ему даже показалось, что его затошнило от голода, он оперся локтем о парту и закрыл глаза.