— Почему вы согласились?
— Потому что не видела другого выхода. Единственный путь к спасению души я видела в боге… Вам никогда не понять, что я перенесла.
— Конечно, не понять, но представить могу.
— Трудно.
— Знаю, что трудно.
— Если вы не вернетесь к утру, ваши, наверное, будут горевать.
— Наверно… Но дело в том, что я ни завтра, ни послезавтра не собираюсь туда возвращаться.
— А когда вы туда вернетесь?
— Никогда!
— Никогда?
— Никогда!
— Почему?
— Я не могу там жить.
— Но вы же говорили, что видели в боге единственное спасение?
— Я и сейчас так думаю, но для этого монастырь вовсе не обязателен. Кроме того, я не могу подчиниться некоторым христианским догмам. Я их не проверяла в жизни, хотела принять их на веру, но все время чувствовала и сейчас ощущаю по отношению к ним внутреннее сопротивление, и это ранит мне душу.
И что же вы собираетесь делать?
— Наверно, найду какую-нибудь работу. Только не в Мцхета. Там наши отыщут меня и вернут обратно.
— Чайник вскипел! — вполголоса сообщил Лука.
— Прекрасно! Накроем стол и пригласим гостью, посланную нам богом! — улыбнулся Андукапар и быстро покатил свое кресло к буфету.
— Я вам помогу, — встала с места Богдана.
— Да у нас нет ничего такого, чтоб потребовалась ваша помощь.
— Тогда я хотя бы вымою руки, с утра не умывалась.
— Лука, есть вода в умывальнике?
— Есть, я недавно наливал.
Богдана направилась к мраморному умывальнику. Прежде всего она заглянула в зеркало и поправила волосы. Потом взяла обмылок стирального мыла и начала мыть руки. Андукапар и Лука тем временем накрыли стол: три тарелки, три чашки, три ложки и сахарница. Богдана вытерла руки полотенцем и вернулась к столу.
— Мы забыли чай, — сказал Андукапар, взглянув на стол.
Лука принес фарфоровый чайник и разлил заварку по чашкам.
— А ну-ка, загляни в сахарницу, Лука, осталось ли там что-нибудь?
Лука снял с сахарницы крышку и заглянул в нее.
— Три «подушечки».
— Ты видишь, как справедлив бог, — улыбнулся Андукапар и взглянул на Богдану, потом повернулся к Луке. — Мы с тобой ни за что бы не поделили эти три «подушечки». Мы даже могли бы поссориться из-за них, а теперь нас как раз трое.
Лука отставил чайник и задул керосинку. Из керосинки пошел дым, и комната наполнилась едким запахом керосина.
— Какой плохой керосин! — сказал Андукапар.
Все трое принялись за чай. Все трое осторожно откусывали конфету и запивали горячей, ароматной жидкостью.
Глава одиннадцатая
Эту ночь Андукапар провел у Луки. Когда Андукапар въехал в комнату на своей коляске, тетя Нато проснулась и с перепугу закричала: «Кто там? Что случилось?» Лука и Андукапар успокоили ее и объяснили, в чем дело. Старушка моментально вскочила с кровати, потребовала, чтобы зажгли лампу.
Лампу зажег Лука.
— Вы хоть понимаете, что натворили, — обратилась к ним обоим тетя Нато. — Как можно оставлять в квартире незнакомого человека?! Как будто вы не знаете, какое сейчас страшное время! Брат брату не доверяет, а уж посторонним людям…
Тетя Нато долго говорила о том, какие настали времена и какие бывают доверчивые глупцы. Она вспомнила несколько убедительных примеров, как дурно поступали некоторые бродяги и мошенники в ответ на доверие добрых и наивных людей, но Андукапар твердо стоял на своем. Я предпочитаю, чтобы меня обокрали, заявил он, чем выгонять человека на улицу. «Как знаешь!» — ответила тетя Нато.
Лука подумал, что Андукапар ляжет на тахту в галерее, но он не захотел сходить со своего кресла, только попросил накрыть его одеялом.
Лука поставил лампу на комод. В соседней комнате продолжала ворчать тетя Нато и замолкла только тогда, когда закрыли дверь, во всяком случае, ни Лука, ни Андукапар больше ничего не слышали.
— Будем спать, — сказал Андукапар.
— Сейчас потушу лампу. — Лука подошел к комоду, чтобы погасить лампу.
— Сначала подоткни мне одеяло, а то в спину немного поддувает.
Лука как следует закутал Андукапара и погасил лампу. В темноте он добрался до своей кровати и начал раздеваться. Потом лег в холодную постель и долго ворочался, пока не устроился поудобнее. Он был возбужден и обрадован. Сначала он и сам не знал, чем он так обрадован и возбужден. Но потом в сознании его постепенно прояснилась причина этой радости и возбуждения. Ему не спалось и вдобавок не терпелось поговорить с Андукапаром, но с той стороны не доносилось ни звука, и он не решился будить только что уснувшего друга.