— Я ведь говорила однажды, что не могу смириться с некоторыми христианскими догмами. Сегодня я проверила себя, и оказалось, что я была права.
— Что ты наделала, Богдана? — растерялся Андукапар.
— Ничего особенного… Я вынуждена была побить одного парня.
— Что значит «была вынуждена»?
— Да, именно так.
— Я не могу в это поверить.
— А я не встречала второго такого наглеца.
— Ты ударила его?
— Два раза.
— Богдана!
— Что поделаешь… Случается! Не бойся, я буду молиться за спасение наших душ!
Назавтра Лука шел в школу с бьющимся сердцем. Во-первых, он все-таки побаивался Ираклия Девдариани, был уверен, что Ираклий так легко не успокоится и не простит оскорбления ни Луке, ни Маико. Вдобавок он и сам уже стыдился того, что призвал в защитники женщину. Если бы Богдана была мужчиной, еще другое дело, А сейчас что получилось? Весь класс может с полным правом издеваться над ним. Пугала Луку и предстоящая встреча с Маико. Ему было непонятно ее внезапное вчерашнее преображение, неожиданная перемена, которую он заметил в ней.
Но с Маико он столкнулся сразу по дороге в школу. Маико выглядела очень довольной и с особым удовольствием вспоминала вчерашнюю прогулку.
— Хорошо было, правда?
— Да, очень.
— Замечательная женщина Богдана.
— Да, очень… Ты еще не знаешь, Маико, как она ухаживает за моей тетей. Если бы не Богдана, мы бы пропали.
— Андукапар любит ее?
— Очень…
— Я впервые в жизни каталась на фаэтоне.
— Правда? — удивился Лука.
— Ты видел, как за нами все бежали?
— Конечно, а я думал, что ты спала всю дорогу и ничего не видела.
— Я спала?! Да ты что! Мне так хорошо было, и Богдана такая теплая…
— Ты увидишь, как нас сегодня встретят ребята!
— Знаю, я даже собиралась задрать нос, но…
— Что — но? — спросил Лука.
— Я немного боюсь Ираклия.
— Не бойся, — успокоил ее Лука. — Я буду стоять насмерть.
— А если он опять нас побьет?
— Не бойся, Манко!
Ираклий Девдариани в школу не явился. И не только на следующий день, но и вообще больше не появлялся.
Что касается одноклассников, которые накануне с криком и гамом бежали за фаэтоном, то они не обратили особого внимания на вчерашних триумфаторов. Более того, никто даже не поинтересовался, по какому поводу они катались вчера на фаэтоне.
И еще одно: в тот день класс поровну разделил хлебный паек.
Глава пятнадцатая
Весна оказалась для Андукапара роковой: неожиданно он вдруг начал полнеть, вернее, стал распухать на глазах. Врачи не могли сказать ничего утешительного. Медицина оказалась бессильной хотя бы на некоторое время приостановить этот ужасный процесс.
Богдана была в отчаянии.
Вот о чем говорила она с Лукой одним майским утром в очереди за керосином:
Лука. Как он спал сегодня?
Богдана. Плохо.
Лука. Ничем нельзя помочь?
Богдана. Это знает один бог.
Лука. А что сказал доктор? Ведь он вчера приходил?
Богдана. Он даже не стал его осматривать, только поглядел и пожал плечами. Я спросила, отчего он распухает. Если бы, говорит, мы это знали, мы бы его вылечили.
Лука. А может, это у него пройдет?
Богдана. Я и это спросила — может, говорю, пройдет? Может, все дело в весне? Может, отвечает, и пройдет, хотя никакой гарантии никто вам дать не сможет. Но знаешь, Лука, мне почему-то кажется, что это не временное явление. Дело плохо, очень плохо!.. Если с Андукапаром случится что-нибудь, я, наверно, покончу с собой… Ты ведь знаешь, что за человек Андукапар!
Лука. Знаю.
Богдана. Вчера я пошла в Кашветскую церковь и там молилась.
Лука. Неужели ничего нельзя сделать?
Богдана. Он очень ослаб, Лука, совсем обессилел. Ты же помнишь, каким он был сильным, а теперь чашку поднять не может, с трудом пьет чай. Как все это быстро произошло, господи… За каких-нибудь полтора месяца… У меня прямо сердце разрывается.
Лука (отводит глаза в сторону, с трудом сдерживается, чтобы не заплакать).
Богдана. От Андукапара ничего не скроешь, он сам лучше всех понимает, что с ним. Знает, что здоровье его подорвано окончательно, и то, что он потерял, восстановить уже нельзя, невозможно. (После паузы.) Он тебя очень любит, Лука, ты его единственный друг. Недавно он сказал: господи, говорит, убей меня и забери отсюда так, чтобы Лука не видел моей смерти.