— Помогите! — звал он, но никто не отвечал. — Помогите!
Еще через минуту к нему присоединился еще один, голос старухи:
— Помогите!
— Помоги-и-ите! — вторил ей другой, еще более неестественный и жуткий.
— Помогите! Помогите!!! — зазвучал вскоре целый хор голосов вокруг нас, и все они, как один, умоляли о помощи.
Но никто не откликнулся на их зов. Медленно ко мне приходило осознание: когда-то голоса, звучащие из глубин тундры, принадлежали тем, кто не прошел мимо и подал голос. Свой голос.
Я зажмурилась, стараясь не думать об очередных ужасах, которые меня окружают, но тяжело абстрагировать от чего-то настолько явного и реального. Все равно что пытаться убедить себя в том, что льва нет, если ты его не видишь. Все вокруг было настоящим, и это действительность, в которой приходится жить людям этого племени.
Ближе к вечеру мы наткнулись на огромное стадо оленей, не меньше ста голов, за которыми следил немолодой мужчина в таких же, как у нас, санях с запряженными в них собаками. Он помахал в знак приветствия нашему вожаку и подъехал поближе. Вся наша процессия остановилась.
Двое мужчин сняли с рук теплые меховые варежки и начали о чем-то оживленно беседовать на языке жестов. Оленевод кивал и улыбался, а затем одобряюще похлопал знакомого по плечу. Когда же речь зашла о нас, на секунду в его глазах промелькнули недобрые огоньки, а затем он указал рукой куда-то вдаль, где, как мне казалось, не было ничего кроме многих килагов снежной пустыни. Наш предводитель, судя по всему, поблагодарил собеседника и надел обратно теплые варежки. Махнув рукой остальным, он тронулся вперед, и мы снова отправились в путь в том направлении, куда указал нам случайный встречный.
Солнце уже начинало опускаться за горизонт, а голоса вокруг, умоляющие о помощи, никак не хотели заканчиваться. Словно все эти земли были пропитаны остатками душ тех, кто когда-то не выдержал здешних холодов и опасностей. Лишь когда последними лучами закатное солнце осветило белые равнины, голосов наконец-таки начало становиться все меньше и меньше, пока они наконец не умолкли вовсе.
Я хотела было облегченно вздохнуть, но, поняв, какую страшную ошибку могла бы совершить, тут же зажала рот руками, прикрывая глаза. Когда-нибудь все это закончится. Форр фан да, а я ведь думала, что живу в страшном месте...
Когда на тундру уже опускалась ночь, а на небе зажигались первые яркие звезды, я разглядела из-за спины своего "кучера" впереди, где-то вдалеке, тускло мерцающие огоньки человеческого поселения. Оно явно было небольшим, всего несколько домов, но над всем этим возвышался особо яркий огонек, сверкающий в ночи, словно маяк.
Подъезжая ближе, я наконец-таки смогла рассмотреть большую по меркам тундры стоянку оленеводов. Над пустошью высились круглые шатры из шкур, на самой вершине которых располагалось отверстие-дымоход, и каждое из них было украшено какой-нибудь скульптурой из дерева. Именно они и сверкали в ночи в отблесках очагов внутри домов, подумала я, ведь ни окон, ни дверей в домах не было.
И над всей стоянкой возвышалось, особенно выделяясь в ночи, большое здание, сооруженное несколько иначе, нежели остальные. Оно высилось на большой плоской скале, которую словно кто-то специально воткнул посреди тундры как ориентир для усталых путников. Шкуры не были растянуты на деревянном каркасе, как это было у остальных домов, а вместо этого накрывали собой саму скалу и веревками с кольями были закреплены за промерзшую землю под скалой. Оно явно было единственным, которое не разбиралось для переезда на новое место — это здание стояло здесь круглый год.
Нэна с мужем и дочерью на руках жестом приказала мне идти за ней, и я, не имея иных вариантов, спрыгнула с саней и пошла по глубокому снегу за ними. Они поднимались вверх по скале по выдолбленным в камне протоптанным ступеням, и лишь только мы оказались наверху, как отец девочки тут же перерезал ножом липкие тряпки, сковывающие ее рот. Девочка громко закричала, заплакала, и ее мать стала прижимать ее к своей груди, пытаясь убаюкать.
— Здесь можно говорить, — улыбнулась Нэна, взглянув на меня. — Идем, я познакомлю тебя со своей матерью.
Я неуверенно взглянула сперва на нее, а затем на ее мужа, но он в ответ лишь молча кивнул. Вместе с ними я зашла внутрь шатра, вздыхая и расслабляясь от тепла, что царило в нем, и огляделась. Внутри царил полумрак, разгоняемый лишь горящим посреди шатра небольшим очагом, но даже в темноте я смогла разглядеть сморщенное лицо старухи. Она медленно подняла на меня взгляд своих полуслепых глаз и улыбнулась, сверкнув острыми, как бритва, зубами.