Отрубленная голова, лежащая у моих ног, вдруг резко распахнула глаза. Она пыталась сделать вдох, в панике беззвучно, как рыба, раскрывала рот, но все было тщетно. Хотелось кричать, бежать прочь отсюда, но от страха я не могла даже нормально вздохнуть. Наконец, увидев меня, голова стала клацать зубами с такой дикой силой, что зубы в окровавленном рту крошились и ломались.
Рукой я нащупала костяной крюк и крепко сжала его одеревеневшими пальцами. Наконец, вскрикнув, я ударила по безобразной голове заостренной костью, а затем еще и еще, пока лицо покойника не превратилось в кровавое месиво. По щекам побежали горячие соленые слезы, тут же застывающие на морозе. Я закрыла лицо ладонями, лишь бы не видеть ужаса, что творился вокруг меня.
И вскоре звуки битвы начали стихать. Вселенная сжалась до одной точки в момент нападения, а теперь она стала необъятной, энтропия достигла своего пика, и, наконец, над крепостью взревел двумя десятками голосов победный клич.
Я медленно приходила в себя и нашла силы взглянуть на то, что происходит вокруг, когда бойцы гарнизона расправлялись с оставшимися частями тел, дергающимися в конвульсиях под северным сиянием. У бойца, потерявшего руку, сейчас столпились женщины, перевязывали культю, а он лишь шипел от боли, крепко зажмуриваясь.
Темнокожий воин с кривым мечом рубил оставшихся мертвецов на части, отрубал им руки и ноги, которые вскоре начинали дергаться отдельно от своих тел. Вместе с ним этим занимались еще несколько человек, а другие собирали части расчлененных тел в корзины и уносили куда-то вглубь крепости.
— Зачем они? — негромко спросила я, едва двигая пересохшими губами.
На мой голос обернулась Надья. Она нахмурилась, прикусила губу.
— Зачем в крепости части тел? — я повторила вопрос. — Надья! Надья...
Старушка молчала, помогая собирать людскую плоть в корзины.
— Чье мясо мы сегодня ели, Надья..?
Глава 28: Люди и духи
В Белой крепости наступила тишина. Короткий миг, когда стихли все звуки, и даже раненные, и даже мертвые в вечных ледяных стенах умолки. Затихли все стенания, исчезла боль, страх. Но лишь на короткий миг. И первым голосом в ледяном кошмаре был голос маленькой девочки, по глупости своей пришедшей в царство смерти, страха и отчаяния.
— Не-е-ет! НЕ-Е-ЕТ!!! — голос Майи Бортдоттир, дочери северного края, в клочья разорвал холодную тишину.
Девочка упала на колени, хватаясь за голову и крича от боли и ужаса. Все ее тело тряслось в мучительной дрожи, ее разум стал подобен звериному, и даже мертвец, что застрял в ее голове, сейчас рыдал, словно испуганный младенец. Но некому было ей помочь. Никто не обратил внимание на ребенка, чье сознание трещало, ломалось под весом ужасающей судьбы.
— Связать их, связать, быстро! — закричала командир крепости, храбрая и отчаянная Вигдис, дочь ётуна и снежной бури. — Вяжите, блять, мертвых!
Бойцы крепости накинулись на павших товарищей, чьи лица исказила гримаса звериного ужаса, пытаясь удержать их. Другие же бежали за веревкой, чтобы связать тех, с кем еще сегодня делили пищу. Нельзя было позволить им сбежать, нельзя было позволить им выдать секреты крепости.
Мертвые кричали то ли от злости, то ли от страха, когда живые стали стягивать тугой канат на их конечностях. Один из павших стражей крепости пытался вырваться, умолял, угрожал, но ему не давали и шанса подняться на ноги и продолжить бой. Его руки словно поразили сильнейшие конвульсии, и, когда он в очередной раз попытался вырвать конечность, раздался омерзительный хруст ломающейся кости, а мертвец истошно завопил от боли. Ему вторили и те, кто был заперт в ледяных стенах — приветствовали нового товарища, разделяли его боль и криками призывали держаться, терпеть.
— Хватит! Хва-а-атит! — рыдая, кричал покойник. У него не было ни слез, ни пота, но дыхание сбивалось словно у живого.
Майя же свернулась в позу эмбриона, широко раскрытыми глазами наблюдая эту картину. На ее лице уже не было ни ужаса, ни сожалений — лишь непонимание. Ее разум не был готов принять такое, не был готов поверить в то, что существует подобное зло. Но зло в эти минуты было практически осязаемым — в воздухе, в мыслях, в желаниях, всюду было лишь оно и ни капли сострадания.
Мужчина, лишившийся руки, сидел теперь недалеко от поверженной Майи, держа и сжимая оставшейся кистью окровавленные тряпки, которыми наспех был обмотан обрубок того, что было его рукой. В отличие от девочки он не плакал, в его глазах и вовсе не было страха — только злость и желание отомстить тем, кто сделал его таким. Но его время еще придет, а сейчас главное разобраться с ранеными и покончить с теми трупами, что все еще могли дать отпор — так думал каждый боец Белой крепости.