Странным же в них, по мнению гарнизона, было то, как они выглядели. Отнюдь, у них не было странных одежд, да и голыми они не ходили, вот только ни на северян, ни на южан похожи не были. Их лица были круглыми, кожа красной, а разрез глаз был точь-в-точь как у северо-восточных народов России. Словом, всякий раз, когда эти молчаливые и, казалось, вовсе не говорящие на нашем языке приплывали к нам на своих длинных лодках, воины крепости старались не попадаться им на глаза, просто на всякий случай.
Я же, впрочем, вышла на стену, чтобы поприветствовать гостей. Всего их было четверо, по двое на лодку, и на каждой лодке они везли с собой большие мешки с провиантом. Когда они подплыли почти вплотную к айсбергу, я скинула вниз веревку, на которую юноша, сидящий в одной из лодок, привязал, как оказалось, тяжелый мешок.
— Спасибо! — крикнула я ему.
В ответ он взглянул на меня снизу вверх, переглянулся с товарищем в лодке, словно не понимая, почему я вообще с ним заговорила. Впрочем, вскоре он едва заметно улыбнулся и сделал незнакомый мне жест рукой — приложил ко лбу три пальца и провел ими до правой щеки.
Вскоре они уплыли, а мы с Надьей принялись разгружать провиант, который был в мешках. Нельзя сказать, чтобы в них было что-то особенное, но, впрочем, гости привезли нам большое количество замороженной красной рыбы, и из одной из них мне даже удалось вынуть ястык с красной икрой.
— Брось это, Майечка, — ласково сказала мне Надья. — Вон, в требуху.
— Икру выбросить?! — воскликнула я. — Старуха, это ж самое вкусное!
Надья лишь тяжело вздохнула, взглянув на меня, как на совсем уж безнадежную неумеху, и махнула рукой.
Зато я уже знала, что я буду делать.
К празднику солнцестояния мы наготовили большое количество еды — хлеба, мяса, бульона и чая из лишайника. Хлеб, к слову, был здесь гораздо вкуснее, нежели в моей родной деревне — лепешки не обжаривались и не запекались, а готовились на пару в отсутствие огня, отчего и получались нежными и мягкими. Пока Надья занималась остальными блюдами, я принялась нарезать готовые лепешки на равные куски, их обмазывать расплавленным оленьим жиром в отсутствие масла и щедро добавлять к этому красную икру. Возможно, соратники побоятся такое есть, но у меня уже был на это план.
Когда праздник наконец пришел, большая часть гарнизона собралась в обеденном зале. Столов у нас не было, поэтому чаны с варевом и блюдами мы с Надьей ставили прямо на ледяной пол, когда приходила пора их выносить. И всякий раз, когда мы выносили очередное блюдо, зал взрывался гомоном одобрительных криков.
— Майя! — закричал Бруни. — Хорош уже, айда к нам!
— Сейчас-сейчас! — засмеялась я. — Парни, завяжите мохнатому глаза!
— Эй-эй, это вот зачем?! — завопил Бруни, когда на него со смехом набросились другие парни. — Эй, я не любитель такого!
И пока они разбирались с моим волосатым другом, а Надья наконец присоединилась к празднику, я отправилась на кухню за миской с бутербродами. Это был, пожалуй, первый раз, когда присутствующие не встретили меня одобрительным свистом, а вместо этого молча смотрели на подозрительно выглядящее блюдо.
— А чего все притихли? — с подозрением спросил Бруни. — Чего музыка затихла, э?
— Да как бы…
— Держите-держите его, — не унималась я. — Бруни, ты ж мужик, а?
— Ну…
— Рот открой.
— Зачем?
— Твою ж мать, Бруни. После чистки сортира тебя еще что-то смущает?
Воины вокруг тихо засмеялись. Бруни, проворчав что-то себе под нос, нехотя открыл рот.
Я же только этого и ждала — тут же сунула бутерброд с икрой ему в рот, а второй рукой вдарила по подбородку, заставляя начать жевать.
И если поначалу соратник под выжидающие взгляды остальных поморщился от непривычного вкуса и консистенции, то вскоре, распробовав, удивленно воскликнул:
— Еб твою мать, это ж вкусно!
Собравшиеся удивленно переглядывались, никто не понимал, что происходит.
— Бред, — фыркнула откуда ни возьмись появившаяся на горизонте Вигдис. — Ну-ка дай сюда!
Она схватила с тарелки бутерброд и, зажав нос, откусила. Как и Бруни, она сперва поморщилась, но вскоре на ее лице я увидела нечто новое, эмоцию, которую Вигдис еще не показывала — удовольствие.
— Шоленый, фука, ворон! — с набитым ртом воскликнула она, запихивая в рот еще один бутерброд. — Вкуфно!