— Ладно. Научитесь еще. А теперь за мной. И не отставать.
С деревенской колокольни донесся тихий благовест утренней службы. Звон плыл по воздуху, и казалось, невидной птицею взмывал к небесам.
Компания вереницей спустилась с холма и потянулась к речке. В лучах солнца от воды поднимался легкий не то парок, не то туман. Чуть вдалеке под прибрежными ивами виднелись на воде мостки для удильщиков. Туда раб Божий и привел свой женский отряд.
Велел пожитки сложить в стороне, сесть и ждать.
Вскоре явился поп. Знатный то был поп — в плечах косая сажень, шагнет — метр позади оставляет, волосы под шапочкой вьются, лицо румяное, молодое, борода ровно подстрижена, в глазах — серьезность.
Раб Божий, завидев его, поднялся, за ним самурайки повставали.
Батюшка гулко поздоровался с честной компанией, в сомнении оглядел японок и спросил раба Божия:
— По-нашему-то они понимают?
— Лопочут, отче. Да и я их подучиваю.
— Ну, за твою веру покрещу их. Восприемником будешь.
— Это крестным-то? Буду, отче.
— Бумага, карандаш есть? Имена крестильные записывай, какие давать буду.
Поп спустил свою сумку на землю и стал доставать все нужное для таинства. Двенадцать простых металлических крестиков на шнурках легли в траве на тряпице.
— Ну, приступим, помолясь. Разоблачай их до исподнего.
Японки, привычные к послушанию, стянули с себя все лишнее, оставшись в нижних сорочках. И почти сразу начали пристукивать зубами от утренней речной сырости.
Поп повернулся к востоку. Гулкий голос далеко разносился рекой.
Окунаемые трижды в реку во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, девицы вздумали поначалу визжать — вода была холодна. Когда же вылезли, стало им жарко, от мокрых тел валил пар. Поп каждой надел на шею крест и нарек православное имя. Раб Божий Федор огрызком карандаша аккуратно вывел их в списке напротив прежних. Самая старшая, Ихиро, стала в крещении Ириной. Юми — Ульяной. Танабе — Тамарой. Ега — Евдокией.
Напоследок поп сунул в рот каждой просфору, благословил и удалился. Рабу же Федору коротко велел:
— Наставляй в вере.
В этот день им шагалось легко и весело. К вечеру они проделали путь почти вдвое больший обычного. Земля словно сама стелилась под ноги, и солнце медлило покидать небосклон.
Накануне Мурманцев позвонил капитан-командору Алябьеву и договорился о встрече, предмет которой называть по телефону не стал. Старик Алябьев был не упрям, не строг в субординации и добродушен, настаивать не стал. Если подчиненный просит о личной встрече, значит, в том есть надобность.
Еще с утра Мурманцев приметил из окна новую подозрительную личность, околачивающуюся возле дома.
— Знаешь, мне это начинает надоедать, честное слово, — сказал он жене. — Сейчас пойду и натравлю на него дворника, пусть гонит метлой. У Никодима руки давно на это чешутся.
Стаси выглянула в окно.
— Не знаю, поможет ли метла. Ты только посмотри на него. Явный фанатик с безумно горящими глазами.
— Фанатик чего?
— Идеи, конечно.
— Угу. Какой идеи? Телепатической связи с мировым потусторонним разумом?
— Ну, что-то вроде.
— С такими идеями надо не по улицам разгуливать, а сеансы трудотерапии отбывать в сумасшедшем доме.
Мурманцев сбежал вниз и вылетел на улицу. Подозрительная личность торчала на углу дома, привалившись к ограде. Мурманцев подкрался к нему сзади и схватил за шиворот. Мужичонка был так себе, ни рыба ни мясо, из не обремененных доходами разночинцев, плохонько одетый, хотя и с некой претензией. Пообтертые брючки в полоску, пальтецо с меховым, изрядно полысевшим воротником, суконная шапочка-таблетка с замызганным рисунком.
В руках Мурманцева он стал нелепо дергаться и смотрел дико.
— О чем я сейчас думаю? — грозно спросил Мурманцев.
Видимо, мужичок решил, что от немедленного ответа на вопрос зависит его жизнь, и потому сказал без запинки, случайно попав в точку:
— Меня убить?
Мурманцев немного остыл, но все еще держал крепко, почти отрывая воротник.
— Совершенно верно. Если вы не перестанете маячить под окнами моего дома, я сделаю это. Убирайтесь, и передайте вашему Порфирию Данилычу, чтобы настроил свои телепатические локаторы в другую сторону. Иначе им займутся люди, которые не любят шуток.
— Я, я… — человек от испуга стал мямлить и заикаться, — не знаю никакого Порфирия… этого… Данилыча.
— Ах даже так? — Мурманцев встряхнул его. Воротник затрещал и частью отделился от пальто. — Очень интересно. А может, вы и Петра Иваныча с Мефодием Михайлычем не знаете?