Выбрать главу

Поэт нисколько не изменился в лице, однако чарка застыла на полпути ко рту. Задумался.

— Вот оно что. Выходит, моё предположение оказалось совершенно верным… Хорошо, Пётр Дмитриевич: давайте поговорим об этом. Но есть у меня такое ощущение, что мы с вами рискуем напиться. Причём раньше времени. Этот разговор неплохо бы продолжить на свежем воздухе.

Идея была неплохой. Инсаров уже уверился, что выведший на Гумилёва след — не просто зацепка, а настоящий ключ к раскрытию дела.

Глава четвёртая: в которой Пётр Дмитриевич вспоминает, как дело начало распутываться

Иногда клубок, который представляет собой преступление, поддаётся с большим трудом. Приходится тщательно собирать улики, играть в кошки-мышки на допросах, проверять версии — которые оказываются ложными… В этот раз всё вышло иначе. Хотя сказать, будто разгадка упала прямо в руки Инсарову, словно с яблони — тоже нельзя.

Просто события развивались как-то сами по себе. Следователю оставалось за ними поспевать да сохранить голову на плечах.

Проверка схожих происшествий шла, но очень медленно: больно много стало преступлений в городе. Осмотр места происшествия и опрос свидетелей не дали практически ничего. Толком описать налётчиков никто не смог, существенных улик они не оставили. Ну, несколько отчётливых следов обуви. Гильзы внутри салона: человек, который стрелял в потолок и убил посетителя, пользовался «Маузером», причём необычной модификации. Патрон — не 7,62х25, а 9х25 миллиметров; как объяснили Инсарову коллеги — экспортный вариант. Австрийцы отправляли такие в Южную Америку, азиатские страны, а также в Африку.

Улика, конечно, но никак не тянущая на самостоятельную зацепку. Со времени начала войны в Петербурге появилась масса совершенно разнообразного оружия. И официально, и в качестве трофеев, и нелегальными путями… мало ли?

Одно стало ясно: в полицейских стрелял на улице другой налётчик. Его гильз на мостовой не нашли. А раз уж после чудесного оживления бандит не удосужился собрать с неё собственные мозги — уликами также едва ли озаботился.

— Надо полагать, стрелял из револьвера? Можно это определить по пулям?

— Хлопотное дело, Пётр Дмитриевич: деформировались, частичная фрагментация… попробуем, конечно… — интонации эксперта как-то не внушали Инсарову особой надежды.

Невинно убиенного опознать так и не удалось. От лица почти ничего не осталось, на теле особых примет не было, отпечатки пальцев не значились в картотеке. И его, похоже, никто из близких не искал: по крайней мере, пока соответствующего заявления о пропаже не поступило. Иногородний? Или даже иностранец: одет убитый был очень хорошо. Но такой костюм из импортной шерсти вполне могли сшить и в Петрограде. Или в Москве. Или в Одессе. Хотя какая разница? Ясно, что жертва случайная, расследованию ничем не поможет. Увы, не до того…

Нужна была хоть какая-то зацепка, но за несколько дней не появилось ничего. Между тем преступление широко обсуждалось в прессе: налётом никого не удивишь, но гибель сразу нескольких городовых в центре города — иное дело.

Жертв в итоге оказалось четыре: тяжело раненный полицейский тем же вечером скончался в Мариинской больнице. Начальство, разумеется, требовало результатов. Пётр Дмитриевич из-за этого давления даже немного позабыл о мистической составляющей дела. Тем более что не имелось никаких идей, как к ней подобраться.

Небольшой прорыв в деле случился совершенно неожиданно, причём связан оказался как раз с самой загадочной его частью. Началось всё, как это часто бывает, со стука в дверь рабочего кабинета.

— Птр-дмытрыч? — какой-то говор; вошедший явно был не петроградским.

— Войдите-войдите.

Посетитель одет был в штатское, но полицейского в нём Инсаров узнал мгновенно. Видимо, тоже из сыскарей… но не из Департамента. Вошедший оказался человеком молодым, весьма статным, красивым на лицо. Черноволосый, кудрявый, с какими-то южными чертами.

— Епифанцев Владимир Валерьевич! — он вытянулся по струнке. — Следователь сыскного отделения…

Названное отделение Инсаров тут же выбросил из головы. Совсем не близко к месту расследуемого им преступления. Однако уже через мгновение он слушал Епифанцева очень, очень внимательно.

— Прослышал я, Птр-дмытрыч, про эту детальку… что якобы злодей-то у ювелирного салона вдруг ожил — хотя лежал, будто мёртвый. Известно, что вы таким завсегда интересуетесь: кабы не взяли дело на контроль, я бы слухам мог значения не придать. Скажите: и правда, были такие показания?