— Богом клянусь!
Она так никуда и не позвонила, однако следила за каждым моим шагом, каждым жестом. С непривычки я чувствовала себя важной персоной. В ее спальне с меня как будто сняли верхний слой и обнажили сияние.
Однажды она задержалась с ужином, и когда мы заканчивали, дядя Рэй кинул взгляд на часы:
— Смотри — опоздаешь!
Старр вновь потянулась за кофейником и налила себе чашку:
— Как-нибудь переживут один вечер без меня, правда, малыш?
Дальше она пропустила еще две встречи, а неделю спустя не пошла в церковь. Вместо этого они все утро занимались любовью, а когда наконец встали, она повезла нас в семейное кафе, где мы в большой угловой кабинке завтракали шоколадными блинчиками и вафлями со взбитыми сливками. Все весело смеялись, а я не видела ничего, кроме искусственной кожи сиденья и руки Рэя у Старр на плече. Странное ощущение… Я без всякого аппетита вяло возила вафлей по тарелке.
Дожди закончились, и в умытом небе по ночам зажигались звезды.
Мы с мальчишками стояли в самом темном углу чавкающего глиной двора и слушали, как за деревьями шумит река. На ботинки комьями налипла грязь, изо рта шел пар. Я вытянула шею, стараясь найти на небе Медведиц и другие созвездия. В книгах Дейви столько звезд не было, и я запуталась.
Показалось, что по небу чиркнул лучик. Я не мигая смотрела вверх.
— Вон! — указал Дейви.
С другой стороны сорвалась еще одна звезда. Жутковато — мы не привыкли к летающим звездам. Я старалась не моргать и ничего не пропустить. Распахнула глаза, чтобы свет проявлялся на них, как на фотографии.
Малыши дрожали, несмотря на куртки поверх пижам и сапоги. Они болтали и хихикали от холода и радости, что можно не спать так поздно. Звезды летали, как шарики в пинболе, и мелюзга раскрыла рты — вдруг поймают. Было совсем темно, если не считать рождественской гирлянды, которая мигала на крыльце.
Хлопнула сетчатая дверь. Я и не оглядываясь знала, что это он. Вспышка спички, теплый приторный запах травки.
— Все никак не сниму эту иллюминацию, — проворчал он и подошел.
Янтарное мерцание сигареты, четкие контуры фигуры, запах стружки.
— Квадрантиды, — пояснил Дейви. — Скоро будут падать штук по сорок в час. Это самый короткий метеоритный дождь, но самый плотный, если не считать Персеид.
Рэй пошевелился, у него под ногами чавкала грязь. К счастью, в темноте он не видел краски удовольствия у меня на лице: он рядом и смотрит в небо, как будто ему есть какое-то дело до Квадрантид, как будто ради них он вышел…
— Вон! — крикнул Оуэн. — Видел, дядя Рэй? Видел?
— Да, дружище.
Впервые он стоял так близко. Его рука была в каком-нибудь дюйме. Я ощущала его тепло.
— Вы со Старр поцапались? — тихо спросил он.
Я выдохнула облачко пара, представляя, что курю, как Дитрих в «Голубом ангеле».
— А что она сказала?
— Ничего. Просто какая-то странная в последнее время.
Звезды срывались с неба и сгорали в пустоте. Просто так, ради удовольствия. Хотелось вобрать в себя эту ночь целиком.
Рэй сильно затянулся, закашлялся, сплюнул.
— Нелегко, наверно, стареть. Да еще с молодыми красотками в доме.
Я подняла глаза в небо, как будто не расслышала, хотя на самом деле жаждала продолжения про красоток, в то же время смущаясь своего низменного желания. И что значит красотка? Я в связи с матерью много думала о красоте. Не нужно быть красивым — нужно только, чтобы тебя любили. И все равно я хотела красоты. Если за нее любят, то я согласна и на красоту.
— Она все еще ничего, — отозвалась я, думая, что ей было бы легче, если бы он не шел за мной в эту звездную ночь, не смотрел бы так на меня, касаясь пальцами рта.
И все же я не хотела, чтобы он останавливался. Мне было не слишком жаль Старр, я уже подхватила вирус греха. Я была центром собственной вселенной, а вокруг, меняясь местами, двигались звезды. Мне нравилось, как он на меня смотрит. Кто когда вообще на меня смотрел? Кто хоть раз заметил? Если это дурно, пусть Господь уберет эти мысли.
Дорогая Астрид!
Прекрати рассказывать, как ты им восхищаешься и какой он добрый! Не знаю, что хуже: твое увлечение христианством или явление этого престарелого кавалера. Тебе нужен мальчик твоего возраста, нежный и красивый, который будет трепетать от твоего прикосновения и, опустив глаза, протянет тебе хризантему на длинном стебле. Мальчик, чьи пальцы — поэзия. Никогда не ложись под папиков. Я запрещаю, слышишь?
Ты не могла мне помешать, мама. Я больше не обязана была тебя слушаться.