— С наступающим! — зазвенел ее голос — Андрюша!.. Александр Николаевич!.. Что же вы так надымили?.. Сейчас будем стол накрывать… А меня извините, я совсем сегодня застряла…
Тут она заметила Пепелкова и, приветливо улыбнувшись, поздоровалась с ним за руку.
— Посиди с нами, — сказал Андрей Ильич, беря Клавдию под руку и подводя к кушетке. Николай подвинулся, сгреб фотографии в кучу и спрятал в черный пакет.
Андрей Ильич взял стул и сел возле жены, Александр Николаевич пристроился рядом.
Пепелкова как будто током ударило, когда Клавдия протянула ему свою пухлую, немного влажную руку. Сейчас он искоса поглядывал на нее, словно не узнавая. Клавдия в свои сорок лет казалась чуть ли не ровесницей Анны. Ее плотное тело излучало энергию и тепло молодой уравновешенной женщины. Умные голубые глаза, ласковая усмешка, немного полноватые губы, слегка подкрашенные, черная густая коса, уложенная на затылке тугим кольцом — все выдавало в ней породу и спокойную первобытную силу.
Клавдия положила ногу на ногу и поправила платье.
— Сейчас я вас всех удивлю, — сказала она, обводя гостей торжествующим взглядом и заранее улыбаясь. — Я сегодня в Москву звонила, в Третьяковку, с директором говорила… Помните, я рассказывала про захаровского «Рыбака»? Ну, про тот портрет из воронежского музея?..
— Это который на Лермонтова похож? — спросил Жохов.
— Он самый…
Андрей Ильич хорошо помнил эту картину: около нее он много лет назад познакомился с Клавдией, во время всесоюзного хирургического симпозиума. Клавдия стояла, опершись на указку и, отвечая на вопросы каких-то школьников, заговорщически улыбалась ему через их круглые головы. В тот далекий день Андрея Ильича поразило необыкновенное сходство рыбака с молодым Лермонтовым. Клавдия называла это сходство случайным, она вообще не видела никакого сходства и, смеясь, говорила Андрею, что сам он похож на валлоттоновского Мирбо. Андрей согласно кивал, хотя понятия не имел в то время ни о Валлоттоне, ни тем более о Мирбо и горько сетовал про себя на столь явные недостатки своей перипатетической школы.
— Так вот, — продолжала Клавдия, слегка дотрагиваясь до руки Жохова, — вы, Александр Николаевич, не иначе — пророк. Я ведь по вашему совету все же в Москву написала… Они посылали месяц назад экспертов, и сегодня мне директор все подтвердил… На картине-то и на самом деле никакой не рыбак, а Михаил Юрьевич Лермонтов… Вы только представьте себе: Лермонтов! — Клавдия вновь обвела всех торжествующим взглядом, взволнованно, как ребенок, стараясь каждому заглянуть в глаза. Все оживились.
— Больше того, — таинственно добавила Клавдия. — Художник Захаров оказался тем самым горцем, который в детстве был взят в плен генералом Ермоловым. Помните:
Так вот, горец этот, ребенок, только при крещении получил фамилию Захарова… А сенсация в том, что именно его судьба легла в основу поэмы «Мцыри»!
— Но позвольте, позвольте, — заволновался Александр Николаевич и даже привстал. — А как же свидетельство Висковатова?..
— А Хастатов, а Шан-Гирей? — подхватил Андрей Ильич, — Ведь ты же сама говорила…
— В том-то и дело, — быстро ответила Клавдия, — что нашлись новые факты!.. Висковатов ваш пишет, что Лермонтову встретился «бэри», монастырский служка… А «бэри» этот был не просто монах — вот ведь что замечательно! Был он художник, почти ровесник Лермонтова… И фамилию он уже носил эту — Захаров. Как окрестили… Они подружились, и Лермонтов часто ему позировал. Было это в тысяча восемьсот тридцать седьмом году…
— Но постойте, — перебил вдруг Клавдию Жохов. — Об этом ведь можно было догадаться и раньше! Генерал Ермолов командовал Отдельным кавказским корпусом одиннадцать лет — с шестнадцатого по двадцать седьмой… Я по этой теме писал монографию, так что за даты ручаюсь… Если он в это время поймал мальчишку, этого будущего монаха, то ко времени встречи с Лермонтовым мальчишке этому вполне могло быть не больше… — он беззвучно зашевелил губами, — не больше двадцати четырех — двадцати шести. А Висковатов пишет, что Лермонтову попался старик, не правда ли? — И Александр Николаевич посмотрел на Клавдию.
— Коленька, — обратился Андрей Ильич к сыну Жохова. — Принеси-ка, пожалуйста, последний том Висковатова… Да хотя нет, не Висковатова, что я! Лермонтова. Старого. Шестой том… Слева, на полке, сразу возле стола…