— Про-о-тив уны-ы-нья-я!
Пепелков прошел зачем-то на кухню, посмотрел на улицу из окошка. Во дворе шумная веселая компания молодежи развлекалась на детской горке. Снег падал медленно, словно из-за театральных кулис.
Пепелков оперся на подоконник и закурил. И тут взгляд его случайно упал на откупоренную бутылку с какой-то темноватой наливкой, стоящую на полу возле раковины. Он быстро и не задумываясь налил себе полную чашку и, оглядываясь на дверь, выпил. Это была сладкая, густая, ароматная дрянь. Тогда он вытащил крепенький маринованный огурец из литровой банки, приткнутой на подоконнике, похрустел, чувствуя, как постепенно становятся ватными ноги. И вернулся в комнату.
В комнате танцевали. На столе горела красная пузатая свечка. Анна, в новом своем черном платье до полу, медленно и красиво покачивала бедрами, положив обе руки на плечи Жохова. Он очень бережно, с какой-то преувеличенной осторожностью сильного человека, придерживал ее за талию. Когда Веня вошел, Анна чему-то вдруг рассмеялась очень женственным своим грудным смехом, не видя мужа. Это был тихий, удивительно чистый смех счастливого человека. И это была такая ладная, такая подходящая пара, что у Пепелкова заныло сердце. В перекошенном его, замутненном рассудке все переиначивалось.
Он немедленно включил свет и остановился у косяка. На него оглянулись. Анна повернулась, вскрикнула и, слегка покачнувшись, оперлась на руку Жохова. Она сразу определила состояние мужа: он был пьян — тяжело и бесповоротно, пьян опасно, как бывало в самые худшие его дни.
— А жен, между прочим, с в о и х надо обнимать, — сказал Веня первое, что пришло в его хмельное сознание. — Да еще в темноте, — прибавил он, криво усмехаясь. У него было совершенно белое лицо и ехидно прищуренные глаза.
— Замолчи! — почти крикнула Анна.
— Нечего мне молчать, — процедил Пепелков. — Интеллигентами называются… — и он добавил грязное слово.
Марья Кузьминична в ужасе замахала на него руками, Анна заплакала и выскочила из комнаты. Все потянулись за ней.
— Ну и скотина! — угрожающе сказал Жохов, проходя мимо Пепелкова и сунув к его носу свой огромный кулак.
— Оскорбляй, оскорбляй! — понеслись вслед всей расстроенной кавалькаде злые, негодующие слова Пепелкова. — Умники!.. Разговоры они тут разговаривают!.. О боге они беседы, видите ли, ведут!.. Зар-разы!.. А мы тоже не лыком шиты!.. Богато, он что говорил, а?.. А он говорил: «Не пожелай жены ближнего своего», а? Или не так?.. — И он двинулся вслед за всеми на кухню.
Конец вечера был стремителен и печален. Анна стояла на кухне и вытирала глаза полотенцем, второй край которого придерживал Жохов. Пепелков качнулся, схватил со стола бутылку с подсолнечным маслом и, как в виденном им когда-то американском фильме, ударил ее о край раковины. Острым осколком он ткнул в живот Жохова, который едва успел заслониться рукой.
Анна завизжала и повисла на руке мужа. Андрей Ильич обхватил Пепелкова сзади, поперек живота, и потащил к выходу. Всюду разбрызгалось масло, из руки Жохова капала кровь.
— А-а! Приемчики изучили! — кричал Пепелков, стараясь достать Андрея Ильича по коленке ногой. — Тапочки понадели!.. А я вас всех — на чистую воду!.. Так и знайте: нет бога!.. По крайней мере, для вас!
Наконец, его выкинули на лестницу. Следом были выброшены пальто и ботинки. Пепелков долго еще кричал, обуваясь. Захлопали двери соседних квартир.
Анну уговаривали остаться, бросить этого пьяницу, но она тоже лихорадочно одевалась, не попадая в рукава.
— Я пойду, — говорила она сквозь слезы. — Он ведь дома детей изуродует… Или до смерти напугает…
Жохову уже перевязали руку, и он вызвался проводить Анну до дому.
— Спасибо, — сказала Анна. — Управлюсь… Мне не впервой…
В общем, все чувствовали себя сконфуженно, избегали смотреть друг другу в глаза. Вечер пошел насмарку.
«Черт меня дернул их пригласить, — думал Андрей Ильич, глядя, как Марья Кузьминична пытается вытереть пол. — Горбатого могила исправит… Что у меня тут — клиника на дому, алкоголиков привечать?.. Болен — пусть лечится! Завтра же позвоню кому следует…»
Так над Пепелковым впервые повисло простое и справедливое в своей конкретности слово: болезнь…
Анна в это время бежала по улице — в распахнутом пальто, в сбившемся на затылок платке, приподнимая руками подол длинного платья. Она бежала по пустынному городу и плакала в голос, не в силах пережить этот молниеносный и даже грязный в своей закономерной неизбежности переход от рассказов о прекрасном портрете захаровского юного гения до пронзительной бессмысленности бутылочного осколка, зажатого в безумной руке… «Хватит, — подстегивала себя Анна. — Все, конец».