Ну, иду, значит, обратно к столу, а там за мое отсутствие друзья к Галочке пристают, просят, чтоб она мне разрешила по случаю такой даты, Галочкиного дня рождения, выпить за ее здоровье. Пить мне не хотелось, я очень устал от такого скучного вечера, посиди-ка трезвый в пьяной компании шесть часов кряду. Но вмешиваться не стал. Галочка тоже была выпимши и с улыбкою какого-то уже права на меня решала — выпить мне или нет. Хотя за все я ведь, разумеется, платил, да не в этом было дело, все же мы были еще не муж с женою. Но я не вмешивался. Трезво все это так оценил, и стало мне совсем скучно ото всей этой пустоты. Галочка решила жребий бросить — пить мне или не пить. А когда подбросили монетку, выпало пить. И тут я решил: ах так! Глянул на часы — одиннадцать пятнадцать, до закрытия пятнадцать минут. «Светка!» Она тут как тут. Это была очень расторопная официантка. За два года в ресторане купила себе кооперативную квартиру. «Две водки, два пива, и с собой столько же заверни, себе шоколадку!» Повторять ей не надо было. И через минуту я уже пил. За столом пошло веселье по новой. До закрытия я успел выпить и водку, и пиво, а в такси даже пытался Галочку обнять, но только обнять ее рук не хватало. Да еще и в шубе она была, да толкалась, говорила, что пьяный я. В общем, обиделся я, довез ее, развернулся — и в общежитие. И загулял! Там меня как родного встретили. Так мы и гуляли между общежитием и моей квартирой. А в квартире я находил записочки от Галочки, она бывала там по вечерам, но нас по вечерам там не было. А потом и у меня развернулись вовсю. Магнитофон хрипит, вино рекою льется, все мы пляшем и поем. У нас один сантехник был, цыган, так он цыганочку так плясал! Я думаю, у Гезий потолок обсыпался. Сунулась было Галочка к нам, но меня в туалет спрятали, а ее вежливенько выставили за дверь. К тому времени дверь уже сорвали с петель, так она приставленная просто к косяку стояла, но все равно. Мы гуляли вовсю. Я, помню, с балкона перегнулся, вернее, повис, зацепившись ногами, что-то Гезий все объяснял, почему у меня душа не лежит к Галочке, хотя она и хорошая. А Гезий со своего балкона глядит вверх на меня и улыбается и еще с шумом носом вдыхает воздух и быстро-быстро поводит пальчиком под своим носом: туда-сюда, туда-сюда. Мое раскачивающееся лицо висело совсем рядом с ее. С каким-то странным возбуждением глядела она и молча улыбалась. Может, ждала, не сорвусь ли я с пятого этажа… С Сережей Кондаковым она в то время еще не расписалась. А какой был парень хороший!
Все меня опять любят, уважают, все ужасно рады, что я к ним вернулся. Ну и разгулялись вовсю, магнитофон гремит. Иногда до утра не выключается. Особенно почему-то полюбилась эта — «Ах, люблю цыганочку, а она замуж вышла!». И тут, бывало, мне всегда вспомнится, что Галочка-то замуж не вышла и уж теперь наверняка за меня не выйдет. И ее было так жаль, и себя, и жениха ее разбившегося, и все вместе со мной ее жалели, бедную. «А ну поехали к ней в детский сад! — кто-то крикнул. — Извинимся. Она человек хороший». «Извинимся, извинимся!» — все загалдели, загремели, за мной покатились по лестнице. Цыган с гармошкой, Круглов с мандолиной, я с бутылкой. Схватили два такси, набились все туда, человек десять, покатили. Приезжаем. Вывалились, в вестибюль зашли. «Галочку нам! — кричим. — Извиняться будем!» А сами запели, заиграли, цыган вприсядочку пошел. Гляжу, на лестнице показались воспитатели в белых халатах, тихий час там был как раз, детки выскакивать начали. Галочка тоже появилась. Я разглядел ее. Она — меня. И тут с ней плохо стало, она просто упала на ступеньки. Я сразу же закричал: «Все назад, в такси!» И мы умчались опять — допивать, догуливать.
Всё. После этого с Галочкой было покончено. Я лихорадочно заторопился покидать Караганду. Я боялся, что она вернется и все мне простит. Тогда уж мне было бы деваться некуда. Я через Круглова передал ей магнитофон и купил билет до Хабаровска. Только впопыхах потерял документы.