Вот так же назрела и наша внутренняя проблема — злоупотребление алкоголем. Созрела необходимость ее решения. Ведь не только в сознании — в подсознании она теперь у каждого. В печенках! Столько горя, столько слез она несет. Прошло время показух в борьбе с пьянством, прошло время общих призывов и рассуждений. Нечего самих себя обманывать — существующие формы борьбы лишь наводили тень на плетень, коль до сих пор не дали реальных результатов! Что-то срочно делать надо с этим искажением нашей жизни, которое, к сожалению, встречаешь на каждом шагу.
В небольшой приемной я в ожидании дежурного ходил читал развешанные по стенам объявления. «Посылки — один раз в два месяца… Свидания — один раз в три месяца…» Тут же был список разрешаемых продуктов для передачи. Было напоминание должностному лицу, осуществляющему контроль над посылками, о том, что за взятку согласно статье 174 его ждет наказание — от 3 до 8 лет. Здесь было много всяких объявлений, даже тесновато от этого становилось как-то… А еще висел длинный список — «Они позорят нас». Это были нарушители режима, которым добавлялся срок лечения за допущенные нарушения и употребление алкоголя — женщины-попутчицы были правы! Шел длинный в несколько десятков фамилий список: Долматов, Широков, Селезнев, Петров, Иванов, Ефимов… Я читал, и странное чувство охватывало все больше и больше. Я почему-то вспомнил, как недавно плавал по Керженцу, по Волге и во многих деревнях и даже самых маленьких деревеньках видел обелиски с фамилиями погибших на войне, где, могу поклясться, читал эти же самые фамилии — Петров, Широков, Селезнев, Иванов, Ефимов… Но те же жизни геройски прожили.
Потом дежурный отвел меня на проходную, велел обождать замполита. Пока я ждал, одна из групп возвратилась с работы. Человек двадцать. Все в синих куртках и в таких же штанах, в синих беретах. Отдаленно напоминающие морских десантников. Правда, уж слишком были согбенными их спины, слишком устало шаркали они башмаками. И еще такой факт — мимо проходили работающие в ЛТП молоденькие медсестры, санитарки и врачи — и хоть бы один из этих синеблузников взглянул на женский пол! Какие уж тут десантники!
И вот сидим в кабинете у замполита ЛТП — Сергея Михайловича Румянцева. Замполит молод, ни за что не дашь тридцати — строен, зеленоглаз, он полон энергии, доброжелательности. И в то же время по-военному строг, четок. Вовку С. пригласили сюда на свидание. Он очень изменился, осунулся, скулы заострились, глаза какие-то бегающие, голос слабый. Он сидит рядом, еще не может опомниться, мнет берет.
— Ну, как живешь, Вовка? — спрашиваю я.
— Да не тянет, — он в смущении трет остроконечную какую-то без волос макушку, — пока не тянет меня, — и быстрый взгляд в сторону замполита.
— Ну, а потом, когда выйдешь?
Пожимает плечами. А он ведь действительно не знает, как оно все будет потом, когда выйдет отсюда. Впереди еще больше года, еще можно набраться решимости, а пока он не знает, не хочет даже думать, он весь какой-то пришибленный, ему стыдно глядеть мне в глаза. Не-ет, не курорт здесь. Эта поспешность, с какой пожал он мою руку, выхватил нервно свою из-за спины и с жаром пожал мою, это всякий раз стремительное вскакивание с места при появлении в кабинете кого-то из начальства, а самое главное — это согнутая поза, тихий голос, какое-то бритоголовое уныние и всё торопливые, все невпопад как-то расспросы:
— Ну, как там все-то?.. Как там Кисель, все крестиками промышляет?.. А дочки твои как, подросли небось?.. Петровна как?..
Потом вдруг здравая фраза:
— Будь другом, узнай: сколько я за квартиру должен, отсюда ведь можно выплачивать потихоньку.
— Хорошо, узнаю… а за вагон-то выплатил?
— Само собой… немного осталось, а так-то почти выплатил, мне бы теперь еще за квартиру расплатиться, узнаешь?
— Узнаю, конечно… тут, говорят, досрочно можно выйти.
— Хорошо бы, но… — быстрый взгляд в сторону замполита, — хотелось бы деньжат подзаработать.
— У вас отряд какое место в этом месяце занял? — спросил его замполит.
— Только шестое.
— Это почему же только шестое? — сказал я.