В ЛТП, о котором здесь речь, ввели небольшое усовершенствование на этот счет — по выходе не давать всех денег, а только на дорогу. Остальные же пересылать по месту жительства. Но вот ведь беда — доехал человек до дому, получил свои кровные и… жаждущий немедленно обмыть свое возвращение, обязательно обмоет. С еще большим размахом. Правда, не на глазах ЛТП, который два года, точно следуя детально разработанным умным программам, лечил бедолагу от пьянства, закрепляя всеми силами в нем отвращение к зеленому змию, а он-то! Неблагодарный!
Есть тут и такие, я уже говорил, кто двух лет не выдерживают и при возможности сбегают. А это уже серьезное преступление, и отвечать приходится по всей строгости. Попала человеку рюмка, когда находился вне зоны — в зоне это исключено! — и всё: пьяному ведь море по колено. Потом будет тяжелое похмелье, раскаивание, но поздно, дело ведь сделано, и надо отвечать.
Таких, разумеется, немного, но они все же есть. И опять-таки причина — организационные неполадки в системе ЛТП. Большинство, конечно, свой срок лечения, как и положено, отбывают до конца. И возвращаются к своему очагу. У кого он еще сохранился. Ведь у многих за это время семьи распадаются окончательно. Так вот, две трети вернувшихся начинают пить опять. Одна треть вроде бы после лечения не пьет. Во всяком случае, так здесь считают товарищи из ЛТП, ибо в течение двух лет, что ЛТП следит за своими бывшими здесь по линии здравоохранения и по линии милиции, на эту одну треть сигналов не поступает и их поэтому считают непьющими. По-видимому же, дело обстоит не совсем так — пьют, но пьют аккуратнее, чем раньше. Пьют и опять попадают в ЛТП, слишком уж высок здесь процент повторников, то есть тех, кто попал сюда повторно. Потом, в эту треть попали и те, естественно, кто дал согласие на «спираль» и уж действительно не пьет эти первые два года хотя бы под страхом смерти. «Спираль» — дело серьезное, уж не один погиб, нарушив запрет. Правда, и здесь выход есть, и можно как-то исхитриться, отделаться и от «спирали» — вырезают, выдирают, короче, освобождаются всеми правдами и неправдами. Чтобы пить, пить, пить! Так что если десять процентов действительно излечившихся наберется, то будет очень хорошо.
А может, и десяти не наберется…
Как раз перед моим отъездом в ЛТП заходил к нам Борька Киселев, дружок Вовки С. Когда-то Борька жил в нашем доме, была семья, жена, дочка. Сейчас нет никого. И вот заходил недавно к нам по старой памяти. Нас с женой не было дома, одни дочки. Они и рассказали, что заходил Киселев. С ним не скучно, если он не слишком пьяный. Дочки в восторге — Киселев ведь на всех музыкальных инструментах играет! На баяне, аккордеоне, гармошке. Они ему дали гитару — на гитаре сыграл! А сам, рассказывали, друг друга перебивая, все на пианино поглядывает, а попросить вроде стесняется. Они его чаем напоили, он сам, конечно, заваривал. Давно ведь пьет одну заварку. Потом все же попросил разрешение на пианино сыграть, не играл, говорит, никогда. И что б вы думали: попробовал-попробовал — и заиграл ведь! Целый вечер рассказывал о жизни и играл… даже петь пытался… Дочки в восторге от него. И очень жалели его. Они ведь помнили, каким он был раньше, лет пять-шесть тому назад, когда семья еще была, когда сам Киселев был не хромой, с двумя глазами… а потом попал, пьяный, под машину.
До сих пор никак не соберется вытащить металлический стержень из ноги, каким перелом скрепляли в больнице. Талантливый человек Киселев! И не только музыкально одарен. Он ведь до сих пор, несмотря на один глаз, что угодно отремонтировать может. Часы, фотоаппарат, пишущую машинку — да что угодно! Принесешь, бывало, еще когда в доме у нас жил, что-нибудь, а он уже руки потирает в предвкушении удовольствия покопаться в хитроумном механизме. Стол освобождает, да просто сбрасывает на пол пустые бутылки, объедки, окурки. Тряпкой стол хорошо протирает, и-и… всё! Тут уж Киселев не отойдет, пока не разберется, а как разберется — обязательно починит. И ведь инструментишко-то у него не ахти какой был! А какие тонкие работы мог. Талант!
И вот все потеряно, по ветру пущено: семья, здоровье, квартира… да и стола-то теперь, поди, нет, и инструмент загнал в тяжкую похмельную минуту. Сколько же таланта потонуло в маленькой рюмке! Сколько же русской силушки пустили мы по ветру! И до сих пор ведь пускаем, богачи, богатыри какие! Выйдешь утром, оглянешься — и сколько же увидишь их, бредущих знакомой тропкой к магазину с зельем. И холодком обдаст ей-ей, и вздрогнет сердце: да что же это творится, люди добрые, на белом свете!