— Хау ду ю ду, Женя!
— Гуд дей, Глеб.
— Здравствуйте, малышатки.
— Здра-а-сте!
Вот что значит ясельно-детсадовская выучка: дружно ответили. Степа нахмуренный, настороженный. Хоть и скоротечным было умыкание, страх, вызванный им, может бить Степу и через много лет.
— Гив ми «Ивнинг стар», — прошу я, а мысленно умоляю Женю не вспоминать о недавнем эпизоде, из-за которого мне пришлось торчать в магазине.
— Плиз.
— Оказывается, мы с вами знатоки английского.
— Я бы о себе этого не сказала.
— Девочка, как тебя зовут?
Женя уговаривает насупившуюся сестренку сказать, как ее зовут. Та молчит. Тогда я говорю, что знаю ее имя. Это заинтересовывает девчурку.
— И нет, и не знаешь.
— Валюша.
Заулыбалась. Довольна. У такого крохотного существа уже есть понятие о собственном достоинстве и самолюбие.
— Дядь, я Степка-растрепка.
— Растрепка?
— Обманывает. Он аккуратист. Валюша в ясельки ходит, Степа — в детсад. Воскресенье томятся здесь. Еще у нас Максимка есть. Не хочет с ними водиться. Как что — кулаки в ход. С них спрос не велик. Зашалят, закапризничают — приласкай, утешь.
— Мордовать проще простого. Воспитывать тяжело. Мама нас в строгости держала, но пальцем не трогала. Отец, тот вообще был добросерд. Тона не повышал. Нашалишь, тихонько расспросит, почему и как. Сты-ыдно!..
— А я и не помню, Глеб, била меня и сестру мама или не била. Я была как Степа по годам, когда маму застрелил немец. Ее за деревню расчищать дорогу погнали. Снега в ту зиму высоко нападали. Немцам для машин, для танков была нужна дорога, они и гоняли на нее женщин и стариков. Мама заморилась. Кушать хотела. Воткнула в сугроб лопату и ест картофлянник. Немец ждал, чтобы она прекратила работу, и застрелил из автомата.
Она бросила к лицу ладони. Валя и Степа тревожно захлопали ресничками. Я потупился: ненароком расстроил Женю.
— Дядь, у ракеты мотор есть?
— Смотря у какой.
— На которовой Юра Гагарин летел.
— У, есть! Моторище!
— А которовыми на праздник стреляют, у них?
— Они пороховые.
— Дядь, я конфеты «Ракета» люблю.
— Пойдем купим.
— И я.
— И ты, Валюша.
Женя отпустила со мной и сына, и сестренку. Погуляем до обеда. Совсем засиделись малышатки.
Перед тем как пойти за «Ракетой», я намеревался сходить с ними в художественный салон. Пусть посмотрят картины. Но Степа и Валя проявили самостоятельность и утянули меня в «Игрушки».
Я прикинул, каким капиталом располагаю. Было досадно, что иду с детьми в магазин не после аванса или получки. Заработок у меня полновесный: чистыми получаю на руки не меньше ста семидесяти в месяц. Я бы накупил им сейчас лошадок, кукол, экскаваторов, занимательных игр.
Мы стоим перед игрушками. Валя теребит меня за рукав.
Ах, какой недогадливый дяденька! Ничегошеньки ей не видно: гигантской стеной прилавок.
Поднял девочку на плечо. Она весело ахнула. Я изумился: кнопочка, а уже умеет так здорово ахать!
— Дядь, бум-бум.
— Что, Валя?
— Бум-бум.
— Ни бум-бум не понимаю.
Рассмешил продавщицу.
— Степа, что она просит?
— Пианину.
Попал в историю!
Валя тузит кулачком по клавишам пианино, смеется.
Как ее убедить, что сегодня эта игрушка мне не по карману: стоит целых одиннадцать рублей.
— Бяка бум-бум, — морщась, говорю я.
— Нака, нака!
— Бяка!
Валя не соглашается со мной, и пианино еще громче издает ксилофонные звуки.
Я моргаю продавщице: мол, спрячь инструмент, и, чтобы отвлечь Валю, прошу подать собачку.
Меж передними лапами собачки зажат мяч. Он на оси.
Завожу собачку, пускаю. Она катит по прилавку, переворачиваясь через спину.
Валя хлопает в ладоши. Тем временем продавщица прячет под прилавок пианино. Наверно, можно было и не прятать. Валя и не вспомнила о пианино, получив коробку, в которой жужжала заводом кувыркливая собачка.
Покамест тетя выбирала игрушку, племянник, привстав на цыпочки и зацепившись подбородком за хромированный поручень, приглядывал что-нибудь для себя.
Я догадывался, что он выберет шестирублевый электрический автомобиль. И когда Степа не совсем уверенно показал на автомобиль, я посочувствовал мальчику, вероятно, привыкшему к отказам в дорогих покупках, и себе, который хотел доставить ему радость, а вместо этого должен обмануть.
Я стал охаивать автомобиль. Степа угрюмо помалкивал, но глаз с автомобиля не сводил.