Как-то мы с другом Виктором Кузьминым провели исследование во вспомогательных школах (проще говоря, в школах для слабоумных детей) Крайнего Севера. Нас интересовала тема «Алкоголь и потомство». Встретились с сотнями обреченных детей. Как правило, это были дети родителей-алкоголиков или те, у кого «радость любви» часто совпадала с состоянием опьянения. Исследование подтвердило, что алкоголь в первую очередь пагубно влияет на половые клетки, которые начинают передавать будущему плоду патологическую информацию, в результате происходит неправильное развитие плода и процесс этот в дальнейшем не поддается коррекции.
Вот признания некоторых детей, записанные в наши блокноты во время того путешествия: «Отец всегда возвращался домой пьяный», «Мать пила каждый день», «Папа пил много».
Тяжело и горько было смотреть на этих несчастных детей. Они никогда не излечатся…
То было мое первое знакомство с проблемой «пьяного зачатия». Изучая ее в последние годы, я посетил разные регионы страны. Побывал во многих вспомогательных школах, встречался с родителями, чьи дети страдают олигофренией, то есть слабоумием. В общей сложности познакомился почти с двумястами семьями, в которых поселилась беда. Вот одна из них.
Все звали его мастер Або, он с самого детства отвык от своего настоящего имени — Александр Боков. Никто в округе не мог так искусно подобрать колер, как мастер Або. Любую царапину, любую вмятину на машине он заделывал так, что кузов сверкал как новенький. Мастер был нарасхват, очередь к нему была огромная. Все знали, что Або ежедневно в одно и то же время делает в работе двухчасовой перерыв. В это время он обедает — обычно с очередным клиентом — в ресторане. О нем уже ходила такая, например, легенда: «Может выпить литр водки и подобрать после этого нужный колер». Когда же Або бывал трезв как стеклышко, работа получалась «не то, что надо». Выпьет — и рука тверже, и глаз вернее.
Мастер Або был женат. Когда родился первенец, он, как и обещал друзьям, налил в двадцатилитровую канистру портвейн. Пил сам и угощал друзей — пил с утра до вечера. Он праздновал появление на свет сына и не знал, что в дом его уже пришло горе. Сын родился с заячьей губой. А потом обнаружилось: в физическом и психическом развитии он отстает от своих сверстников. Вскоре сын был взят на диспансерный учет с диагнозом — олигофрения.
Автомобильные клиенты все шли и шли к мастеру Або. Условия оставались прежними: привычная такса плюс двухчасовой обед в ресторане. Но мастер изо дня в день становился все угрюмее. Часто рыдал за столом. Вспоминал своего малыша с обезображенной губой и пустым взглядом.
Через три года у Або родился второй ребенок — девочка. Вроде нормальная, с обычными губами. Отец был счастлив. До года никаких отклонений у ребенка не замечалось. А потом выяснилось, что у девочки имеются так называемые патологические рефлексы. Дальше — больше. Первые членораздельные слова девочка стала произносить только к четырем годам.
Отец продолжал страдать. На семейном совете, состоявшемся как то в утреннюю пору, он сказал, что бросит работу и займется лечением дочери. Но разговор так и остался разговором. Вечером Або, как всегда, вернулся пьяным.
…У этого человека родилось еще двое детей. И они вынуждены были учиться в так называемой вспомогательной школе — для умственно отсталых. Я побывал в той вспомогательной школе. А познакомившись с несчастными существами — детьми Або, — решил встретиться и с их родителями.
Дверь мне открыла седая старуха с выцветшими глазами. Это была мать тех детей. Потом я узнал, что женщина эта вовсе не старуха, просматривая семейные альбомы, увидел, какой редкой красоты была она еще совсем недавно. Я спросил о муже, женщина в ответ разрыдалась — муж повесился.
Хоронили его чуть ли не всем городом. Сотни машин медленно и бесшумно плыли за гробом. На могиле говорили о его золотых руках и золотой душе. И никто не рискнул сказать о том, что творилось в последние годы в этой «золотой душе»…
Еще семья. Шестеро детей. Четыре сестры и два брата. Двое уже окончили вспомогательную школу. Остальные еще учатся в разных классах. С тремя девочками и мальчиком я встретился в школе. Девочки похожи друг на друга: крупные, розовощекие, с копной кудрявых волос. Мальчик тоненький. Короткая стрижка подчеркивает худобу. Неизменная неестественная улыбка не сходит с лиц и тогда, когда они слушают, и тогда, когда говорят сами. Пустой взгляд. Запоздалая реакция. Безнадежно больные дети…
Побывал я у родителей этих детей. Трехкомнатная квартира с паутиной в углах комнат. Почерневший от дыма потолок. Нехитрая ветхая мебель. Старый, с маленьким экраном телевизор на тумбочке. Беседуем с хозяйкой дома. Она говорит, все время пугливо озираясь: