Новая, в подвале, сауна была обречена.
VI
Зойка в мать не пошла, кость у нее узкая, сама субтильная, стебелек. Вся в джинсовом модном материале. От трусиков до туфелек ни одной нашей тряпочки. Все импорт. Когда изредка из областного центра к матери приезжает и идет по городу, все думают, что какая-нибудь артистка, а не дочка тети Паши. Недаром она, Прасковья Кузьминична, с младых ногтей ее чем могла пичкала и развивала. И пианино редкой марки «Шредер» у одной старой барыни на вате перекупила — взяла пианино и перетащила к себе в барак, в коммуналку, правда, чтобы перепродать ради дохода, — но, когда любимое дитя Зойка один раз пальчиком своим трынкнула по клавишам, потом второй, разве она, тетя Паша, поскупилась, разве в доме не оставила дорогую вещь, разве учителей не нанимала, чтобы игре на пианино Зойку обучали? А сколько в музыкальную школу было ношено-переношено, чтобы талант дочкин не затирали, чтобы внимание было и ласка. И к Новому году было ношено, и к Женскому празднику, и к Майским, и к Октябрьским. А теперь зато дочка на музыкантшу обучается, на культурную и интеллигентную профессию, не пивом будет в ларьке торговать, где сплошная грубость, воровство, матерщина и никакой красоты, не галантереей, возле которой ни себя не согреешь, ни людям не удружишь, не какой-нибудь станет маникюршей или парикмахершей, правда, должности эти солидные в смысле жизненных удобств, но унизительно, по ее, Прасковьи Кузьминичны, мнению, — сама «прими, подай, поди вон» намыкалась, — а будет ее любимое чадо, нажитое в пожилом уже возрасте по счастливой, хоть и неверной любви с залетным снабженцем — мужиков этих Прасковья Кузьминична в молодые годы видела-перевидела, все счастье свое искала, подбирала достойного для законного брака, но не повезло, все не могла характером сойтись, в любви высший испытать пилотаж, но когда Зойка родилась — отрубила, на вдовью долю себя обрекла, — так вот, будет ее любимое чадо управлять хором и называться хор-мей-сте-ром. Ей бы, тете Паше, пристроить еще Зоюшку за хорошего и солидного молодого человека, с перспективой, с родителями, с видом на будущее, чтобы хоть дочке, как ей, по баням и пивным ларькам не страдать. Чтобы увез тот Зойку куда-нибудь в большой город, а еще лучше в заграничную командировку — сейчас многие ездят, очень это выгодно и авторитетно, а уж она, Прасковья Кузьминична, укоротила бы свое материнское сердце, смирилась, жила бы сознанием, что той хорошо в немыслимом далеке, что сделала она для нее все, чтобы устроить ее в иной, более радостной, чем у матери, жизни, гордилась бы ею и своим зятем, хвасталась бы, рассказывая, что они приобрели для облегчения быта, для украшения своих интересов. А что ей еще надо? Ничего.