Тося вздохнула, прошла к порогу, где стояли ее туфли с низкими стоптанными каблуками, сунула, не глядя, ноги в них, но не вышла в сени, а присела на табуретку, и лицо ее опять поскучнело.
— Томит меня что-то нынче, — тихо пожаловалась она. — Ноет и ноет под сердцем… Скажи, Ваня… — она покраснела жгуче, до слез, — а Андрея почему нет? Не отпустили его?
— У твоего Андрея сейчас мертвый час по режиму! — смеясь, сказала Катя, но, взглянув на подружку, осеклась. — В сенях он лежит, под лестницей… Да не падай в обморок, не раздувай ноздри — ишь, побелела!.. Ничего с ним не стряслось, просто перебрал малость!
Не слушая больше, Тося выскочила в сени, но тут же вернулась, и лицо у нее было такое гневное и красное, что казалось, она сейчас не выдержит и закричит. Но она пересилила себя и спросила с тихим укором:
— Ну как вам не стыдно? Зачем вы напоили его?
— Он что, грудное дитя, что ли? — отозвалась Катя. — Мы ему бутылку с соской в рот не совали, чтоб он пил молочко от бешеной коровки…
— Успокойтесь, Тося! — Каргаполов подошел к девушке и положил руку на ее плечо. — Гуляли тут охотники на берегу, а мы шли мимо и оказались в компании… Из лагеря пошли — не поели, вот он и опьянел от полстакана коньяку!
Тося закрыла ладонью глаза, постояла так, и когда отняла ладонь, лицо ее снова было спокойным и светлым, но и спокойствие и светлость были какими-то застывшими, ледяными.
— Я пойду. — Она помолчала. — Заведу радиолу, поставлю новую пластинку — купила на днях… Вы-то придете?
— Конечно, — пообещала Катя. — Дадим немного поспать Андрею и нагрянем втроем! Иди — и не мути себе Душу…
— Да я ничего. — Голос Тоси уже потеплел, и теперь в него просочилась обида. — Вот ты же не стал пить, Ваня? А он почему? С какой радости?
Не дожидаясь ответа, она махнула рукой и выскочила в сени. Дверь так громыхнула, что в посудном шкафике тоненько звякнули рюмки.
Иван и Катя стояли посредине избы в полной тишине, прислушиваясь к удалявшимся шагам.
— Жалко девку, — Катя вздохнула. — Душевная, жалостливая — все готова отдать, лишь бы другому человеку было хорошо, а сама абы как… Пропадет она тут ни за что ни про что…
— Ее же никто насильно здесь не держит? Она-то вольная птица — у нее ведь и диплом, и паспорт есть.
— И куда она с дипломом и с паспортом? Те же невеликие деньги в любом месте с ее образованием, а на них и не расцветешь и не увянешь, будешь хлеб с картошкой жевать, и только! Да и любит она свою работу. В деревне можно и огородом прокормиться, и молоко подешевле, а рубли на одежонку сберечь! Досидит в девках до последнего срока, пока не отчается, а потом за первого попавшегося пьянчугу выйдет и будет с ним всю жизнь мыкаться. Она ведь не знает, что Андрей на последнее свидание явился… Все боюсь, чтоб не сломал кто походя ее жизнь — как те березки нынешней весной!
— А что с березками? — спросил Иван, избегая неприятного напоминания.
— Сажали мы весной березки около клуба, ребятишек из школы позвали — они ямки копали, мы с Тосей воду на коромыслах таскали, поливали, чтоб лучше прижились. От этих березок ровно светлее стало вокруг, а через недели две они листок выбросили… Мы с Тосей прямо наглядеться на них не могли. И что думаешь? Ночью кто-то взял и поломал их все до одной или с корнем выдрал!
— Вот паразиты!
— И откуда в человеке такое — исковеркать, испоганить, наплевать в душу? Нате, мол, вам, не радуйтесь шибко! Мы вот захотели — и всю вашу красоту пополам через колено!.. Да разве эту заразу выведешь когда? Сроду она не переведется!..
— Нет, нет! Переведется! — с жаром отозвался Иван и шагнул к Кате, стараясь поймать ее взгляд. — Для этого мы и живем, чтобы все это до конца вывести! Не дураками же движется жизнь, а умными людьми, пойми ты!.. Надо бороться за человека, за его сознание…
— Так-то оно так, — Катя не расставалась с горькой ухмылкой, — но возьми тех же охотников на берегу… Вроде и обличье у них культурное, а нутро-то все равно все из старья — все шитое и перешитое, на одних заплатках держится…
— А я думал, они понравились тебе! — поразился Иван. — Или ты Николаю отказать не могла?
— Вот и не угадал! — Лицо Кати осветилось плутоватой улыбкой. — Это я, Ваня, чтоб тебя позлить!
— Выдумывай!
— Нет, правда! — Катя мотнула головой. — Как Андрей признался, что вы прощаться пришли, так мне все стало трын-трава! Прощаться так прощаться, хоть дым коромыслом!
— Зачем же ты так? Вот чудная! — На душе у него вдруг стало легче. — Разве ты не видишь, что ты значишь для меня? Я ведь о тебе день и ночь думаю…