Самое сильное потрясение Тося пережила на ферме, куда однажды направилась на вечернюю дойку, чтобы почитать дояркам свежую газету и побеседовать с ними как агитатор. Клонилось к закату багровое солнце, бросая на луговину теплый оранжевый свет. Все затихло, дышало умиротворением и покоем. Розоватым облаком вставала пыль за стадом, бредущим по дороге к загону, плескалась за тальниками река, ясно и чисто раздавались голоса доярок, звякали подойники, скрипели воротца, хлестал бич пастуха, словно кто-то стрелял холостыми зарядами. Тося с тихим волнением смотрела на облитые румянцем, загорелые лица женщин, пышущие здоровьем и скрытой нежностью, и ловила себя на том, что в чем-то завидует им. Доярки поджидали коров, облокотись на березовые жерди загона, но, когда стадо начало вползать на истолченный копытами загон, они забегали, заметались, разбирая своих коров, и стали так ругаться, что Тося онемела. Она стояла в гуще базарного гвалта, оглушенная, раздавленная гнусной, чудовищной бранью, и комкала в руках газету, не в силах обрести дар речи. И вдруг сорвалась, закружилась среди разномастного стада, натыкаясь на коровьи морды, исступленно и яростно выкрикивала: «Замолчите! Сейчас же замолчите!.. Как вам не стыдно! Вы с ума сошли! У вас же малые дети!.. Вы — женщины! Замолчите!» Доярки не сразу поняли, что с нею, отчего она расшумелась, потом в уши ей ударил насмешливый хохот, сдобренный солеными словечками, и Тося выскочила за ограду, побежала по дороге, плача в голос.