– Одного поймал! – сказал их предводитель, спрыгнув со взмыленного коня, и схватил белого разбойника за полу куртки. – Это один из них. Я узнал его по чертовой отметине над бровью. Где твои веревки, Питеркин? Так! Свяжи ему руки и ноги. Пришел его последний час. А вы, молодой человек, кто вы такой?
– Я клирик, сэр, иду из Болье.
– Клирик! – воскликнул другой. – Ты из Оксфорда или из Кембриджа? А есть у тебя от принципала твоей коллегии письмо, разрешающее тебе просить милостыню? Ну-ка, покажи. – Лицо у него было квадратное, суровое, с кустистыми бакенбардами и очень недоверчивыми глазами.
– Я из аббатства Болье, и мне просить милостыню незачем, – пояснил Аллейн, который весь трепетал теперь, когда драка была кончена.
– Тем лучше для тебя. – отвечал тот. – А ты знаешь, кто я?
– Нет, сэр, не знаю.
– Я закон! – И он важно покивал головой. – Я английский закон и глашатай Его милости Королевского величества Эдуарда Третьего.
Аллейн низко склонился перед представителем короля.
– Поистине вы явились вовремя, уважаемый сэр, – сказал он. – Еще немного – и они прикончили бы меня.
– Но тут должен быть еще второй! – воскликнул всадник в лиловом мундире. – Он чернокожий. Один – моряк, тот, что с родимым пятном, а другой негр, служивший у него поваром, вот парочка, за которой мы охотимся.
– Негр убежал вон в ту сторону, – сказал Аллейн, указывая на курган.
– Он не мог уйти далеко, сэр бейлиф, – заявил один из лучников, натягивая тетиву. – Прячется где-нибудь поблизости, черный язычник. Он отлично знает, что у наших лошадей четыре копыта, а у него только два.
– Значит, мы сцапаем его, – ответил бейлиф. – Пока я бейлиф в Саутгемптоне, никто не скажет, что какой-нибудь растратчик, грабитель, вор или убийца ушел целым и невредимым от меня и моего отряда. Пусть негодяй валяется тут. А вы, мои ребятки, стройтесь-ка да возьмитесь за луки, я приглашаю вас на такую охоту, какая бывает только у короля. Ты, Ховет, становись слева, а ты, Томас из Редбриджа, – справа. Так! Стреляйте в вереск, поверху и понизу, меткому стрелку – кувшин вина.
Однако лучникам пришлось искать недолго. Негр забился в яму на склоне холма и мог бы лежать довольно уютно, если бы не красный шарф у него на голове. Когда он приподнялся, чтобы взглянуть сквозь кустарник на своих врагов, яркий цвет шарфа привлек внимание бейлифа, который издал протяжный возглас, пришпорил коня и ринулся вперед, держа в руке меч. Поняв, что его обнаружили, негр выскочил из своего убежища и громадными прыжками что было мочи помчался вниз, мимо выстроившихся лучников, держась, однако, по крайней мере на расстоянии ста шагов от них. Двое, которые находились по обе стороны Аллейна, натянули луки так неторопливо, как если бы им предстояла стрельба по мишени на деревенской ярмарке.
– Семь ярдов упреждения на ветер, Хэл, – сказал один из лучников, с уже седеющей головой.
– Пять, – ответил другой и пустил стрелу.
Аллейн почувствовал, как судорога сжала ему горло, ибо желтая жилка словно пронзила бегущего насквозь; но он еще продолжал мчаться вперед.
– Семь, дуралей, – прорычал первый лучник, и его тетива запела, как струна арфы.
Чернокожий высоко подпрыгнул, выбросил вперед руки и ноги и плашмя упал среди вереска.
– Чок-в-чок, под лопатку! – пояснил лучник и не спеша пошел за своей стрелой.
– Старый пес лучше всего когда он сдох, – заметил бейлиф из Саутгемптона, и они направились обратно к дороге. – Значит, нынче вечером разопьем кварту лучшего малмсея, Мэтью Этвуд. А он действительно мертв, ты уверен в этом?
– Мертв, как Понтий Пилат, уважаемый сэр.
– Ладно. А теперь о другом воре. Деревьев для него хватит, да у нас времени мало. Вытащи-ка свой меч, Томас из Редбриджа, и снеси ему голову.
– Одна просьба, милостивый сэр, одна просьба! – воскликнул приговоренный.
– Какая же? – спросил бейлиф.
– Хочу покаяться в своем преступлении. Действительно, я и мой черный повар, оба с судна «La Rose de gloire» [Роза славы (франц.) ] из Саутгемптона, напали на фландрского купца и украли все его пряности, а также бархатные и шелковые ткани, за что, как нам хорошо известно, вы законно и преследуете нас.
– От твоего признания мало пользы, – мрачно заметил бейлиф. – Ты совершил преступление в моем округе и должен умереть.
– Но ведь, сэр, – заметил Аллейн, у которого даже губы побелели от этих кровавых происшествий, – суд еще не рассматривал его дело.
– Юный клирик, – отозвался бейлиф, – вы говорите о делах, в которых ничего не смыслите. Верно, он еще не являлся в суд, но суд явился к нему. Он бежал от закона, и теперь он вне закона. Не касайся того, что не твоя забота. Но какая же у тебя просьба, негодяй, о чем ты хочешь просить?
– В моем башмаке, достопочтенный сэр, спрятана щепка от судна, на котором апостола Павла прибило к острову Мелит. Мне продал эту щепку за два нобля один моряк, плававший в Левант. И я умоляю: вложите мне в руку эту щепку, чтобы я умер, все еще держа ее. Тогда вечное спасение будет обеспечено не только мне, но и тебе, ибо я никогда не перестану ходатайствовать за тебя.
По приказу бейлифа, с разбойника сняли башмак и внутри, там, где выгиб ступни, действительно лежала завернутая в кусок ткани длинная темная щепка. При виде ее лучники сняли шапки, а бейлиф, вручая ее разбойнику, благоговейно перекрестился.
– Если бы так случилось, – сказал он, – что благодаря несравненным заслугам святого апостола Павла твоя запятнанная грехами душа все же получит доступ в рай, надеюсь, ты не забудешь о том посредничестве, какое мне обещал. Держи в памяти также и то, что ты должен молиться именно за бейлифа Герварда, а не за шерифа Герварда, это мой двоюродный брат. А теперь, Томас, прошу тебя, поторапливайся. У нас впереди долгий путь, а солнце уже село.
Аллейн смотрел, потрясенный, на всю эту сцену: на одетого в бархат чиновника, на группу суровых лучников, сдерживавших своих коней, и на вора со связанными за спиной руками и спущенной с плеч курткой. У обочины стояла старуха и снова повязывала голову красным шарфом. И вот раздался резкий сильный визг: один из лучников выдернул меч из ножен и шагнул к обреченному. Клирик, охваченный ужасом, поспешил прочь; но не успел он отойти на достаточное расстояние, как услышал тупой удар и тут же предсмертный хрип и свист угасающего дыхания. Минуту спустя бейлиф и четверо его лучников проскакали мимо, возвращаясь в Саутгемптон, двое же были оставлены, чтобы вырыть могилу. Когда всадники проезжали, Аллейн заметил, что один из них вытирает меч о гриву своего коня. При виде этого он почувствовал невыносимую дурноту и, присев на обочине дороги, разрыдался, ибо его нервы не выдержали. Как ужасна жизнь в мире, подумал он; трудно сказать, кто страшнее – разбойники или блюстители закона.