«Решение двоякое. Во-первых, мы даём нашим водолазам газовую смесь для дыхания.
Популярная газовая смесь — гелий и кислород. Мы используем фирменную смесь, которая ускоряет процесс декомпрессии. Она способствует диффузии газа из тканей. Во-вторых, мы поднимаем наших дайверов на глубину до 200 метров.
Давление в барокамере и погружение в воду перед их спуском. Они живут неделями при давлении 200 атмосфер на дне. Когда их работа закончена, мы поднимаем их на поверхность и переносим в декомпрессионные камеры. Мы начинаем декомпрессию до того, как они оторвутся от дна, и я слежу за процессом до их освобождения. Этот процесс эффективен и безопасен.
«То есть они не останавливаются в разных точках маршрута по мере всплытия?»
«Не совсем. Давление в контрольных точках измеряется в атмосферах, независимо от глубины. Всегда требуется тонкая настройка. Я прошу людей брать пробы крови через определённые промежутки времени по пути к поверхности. Газы выделяются с разной скоростью в разных условиях. Это означает, что время, которое водолазы проводят в каждой контрольной точке, должно варьироваться».
Восс подходит к пульту управления. «Ещё неделя, и они смогут выйти».
«Сэм Прюитт там?»
«Да. Вы его знаете?»
«Меня попросили поздороваться».
Восс шагнул в центральную комнату. «Пойдем, я вас познакомлю».
Мы оставляем Торвала у пульта управления. Я следую за Воссом мимо широкого деревянного стола, заваленного водолазным снаряжением. Шлемы, грузовые пояса, акульи ножи. Некоторые ножи в ножнах, другие – без. На голых лезвиях видны следы интенсивного использования. Рядом с другими декомпрессионными камерами стоят ещё два стола, заваленные аналогичным снаряжением.
Сама камера оборудована герметичным люком. В ней есть прямоугольное окно, рядом с которым установлена дешёвая жестяная телефонная будка. Восс
Открываем крышку телефонной будки. Внутри – старомодная бакелитовая трубка и зелёная кнопка. Трубка закреплена на одном держателе внутри будки. Кнопка расположена в углублении прямо под ней.
Восс снимает трубку и нажимает кнопку. Раздаётся гудок, и в окне появляется лицо мужчины. «Что случилось, доктор Восс?»
«У Прюитта посетитель».
Лицо исчезает, сменяясь другим. Этому мужчине лет тридцать пять, с резкими чертами лица и внешностью кинозвезды. Его рыжеватые волосы взъерошены, словно он спал. На нем простая белая футболка. «Здравствуйте, доктор Восс».
«К вам посетитель, Сэм», — доктор передаёт мне трубку. «Не торопитесь. Мне нужно поговорить с Торвалем».
Я устраиваюсь в кресле, встречаюсь взглядом с Сэмом Прюиттом через стекло. «Я Брид», — говорю я ему. «Штайн послал меня узнать, что случилось с Ароном».
«Штайн не тратит время попусту», — говорит Прюитт. «Я ничем не могу тебе помочь, Брид. Я сидел в этой комнате всё то время, пока Арон исчез».
«Там русский фрегат. Он скрывается в шторме и движется в нашу сторону».
«Русские не знают, что мы здесь ради маршала Жукова».
«Арон был убит. Тот, кто его убил, вероятно, работает на русских. Спасение « Жукова» — это акт войны».
«Чёрт. Знаешь, тот, кто убил Арона, будет охотиться и на тебя».
«А ты?» — говорю я ему. «Есть идеи, кто бы это мог быть?»
«Нет, и у нас есть корабль, полный персонажей», — хмурится Прюитт.
«Синяя команда прибыла после исчезновения Арона. Это может сузить круг подозреваемых».
Я качаю головой. «Это не оправдывает «Синюю команду». К убийце могли присоединиться один или несколько российских агентов».
«Верно. Но почему они убили Арона?»
«Второй этап завершён. Мы перемещаем «Кестрели».
«Ты думаешь, они планируют двинуться на нас на этом фрегате?»
«Что ещё? Ты застрял в этом танке. Арон бегал без дела, так что он представлял угрозу».
«Мы не сможем переместить «Кестрели», пока не пройдёт шторм», — Прюитт поглаживает свою пятидневную щетину. «По той же причине фрегат не может взять нас на абордаж».
«Они могут открыть по нам огонь», — говорю я.
«Они откроют по нам огонь только в том случае, если им не удастся взять нас на абордаж».
«Итак, у нас есть время. Сколько?»
«Зависит от шторма. Рассвет».
«Будем надеяться, что убийца раскроет свои карты». Я провожу рукой по волосам.
«Что нового о Торвале? Он совсем не такой, каким я его себе представлял от генерального директора крутой буровой установки».
«Он, конечно, чудак. Руководитель проекта. Norsk Exploration наняла его, потому что он умеет всё делать. Он заносчивый, но хороший специалист. Энергичный, острый как гвоздь. Не терпит дураков».
Помню покровительственное отношение Торвала. Неужели я его не люблю, потому что он был прав? Чёрт. Что-то в этом маленьком фокуснике заставляет меня мурашки по коже.