В последующие пару удивительно холодных и тихих зимних месяцев мать перемерила на сыне весь сохранившийся варин гардероб. В пору не пришлась ни одна из вещей, но с маниакальным упорством и рвением женщина продолжала раз за разом насильно впихивать собственного сына в крохотные вещи дочери. Колготки, несмотря на старания женщины и слезные протесты ребенка, не у давалось натянуть выше колена. Платья не налезали даже на плечи. Обильно политые растительным маслом ступни ни в какую не проскальзывали внутрь красных сапожек сестренки. «Вырастила кабана, - причитала разгневанная женщина и хлестала сына по шее, - весь в папашку своего уродился, того было не прокормить, здоровый как конь, и ты туда же, гаденыш! Ууу, лапа какая, такой только тараканов по углам гонять. Смотри на свою лапу, какая толстая, какая жирная, ужас». Изорвав, растянув почти всю одежку, оставшуюся от Вари, женщина впала в уныние, практически перестала разговаривать с кем-либо, перестала обращать внимание на сына и даже срывать на нем свое недовольство и злость. Однако, белую шапочку с помпоном снимать мальчишке запрещала и в стенах дома и вне их, вплоть до того весеннего утра, когда, не обнаружив в доме хлеба, женщина направилась в продуктовый магазин за свежей буханкой белого и не вернулась, под тонкой коркой речного серого льда обретя вечный покой.
В глазах стоит белесый туман, дымка, протер их рукой, проморгался и закурил, справившись с зажигалкой с третьей попытки. Стекла снежной плотной белой массой облеплены вкруг, сквозь них и едкий сигаретный дым ничего не разглядеть. За снежной вуалью тишина и покой, звуки исчезли, пешеходы и автомобили пропали, кажется, что сонный час, восстав из детских кроваток, вырвавшись из объятий пожелтевших стен, перемахнул через железную ограду и поглотил город целиком.
Андрей сидел, не шелохнувшись, и медленно курил, вперив взгляд в обледенелую корку снега, обволакивающую его фургон словно скорлупа. Внезапно из ниоткуда в нескольких метрах от автомобиля возникло неясное темное пятно, оно постепенно росло, приближаясь к фургону. Мужчина выпрямился в кресле, сощурился, вглядываясь в силуэт, и едва не вскрикнул, на мгновение ему почудилось, что с улицы на него наплывает губастое улыбающееся лицо. Он вздрогнул и выронил окурок из рук. Из-под обледенелости постучали, сначала мягко, но настойчиво. Пока он выискивал в ногах окурок, тушил его в пепельнице, стук повторился, на этот раз тверже и резче. Он опустил окно и темное пятно превратилось в человека. В его фургончик стучала Элеонора Николаевна. Увидев ее, Андрей опешил, дыхание у него перехватило, не найдя, что сказать, он вытаращился в массивную грудь воспитательницы своими бледно-серыми глазками и до онемения в пальцах вцепился в руль обеими руками.