Собравшиеся расхохотались, весело подшучивая над косоглазым. Последний, кстати сказать, нисколько не обиделся на аукциониста, который знаком пояснил ему, что ребенок будет продан отдельно от матери, если купивший мать не пожелает приобрести его. Все стихло. Торги продолжались.
- Триста долларов! - вопил аукционист. - Всего триста долларов за отличную камеристку! Выросла и воспитывалась в одном из лучших семейств Виргинии! Никаких пороков! Продается только потому, что господа нуждаются в деньгах!
- В этих "лучших" виргинских семьях так принято, - громко произнес чей-то голос. - Они съедают своих негров.
- Полная гарантия! - продолжал аукционист, не обращая внимания ни на того, кто перебил его, ни на смех, вызванный в толпе этим замечанием. - Полная! гарантия! Совершенно здорова, крепко сложена, к тому же честная девушка!…
- Честная-то честная, да не девственная! - послышался тот же голос, вызвавший новый взрыв смеха.
- Продается с правом приобрести одновременно и ребенка по доллару за фунт!
- Четыреста!
- Благодарю, сэр! - произнес аукционист с вежливым поклоном и любезной улыбкой по адресу надбавившего. - Четыреста пятьдесят? Если не ошибаюсь, кто-то здесь сказал четыреста пятьдесят? Четыреста пятьдесят!… Пятьсот!… Поспешите, джентльмены! У меня сегодня много дела! Пятьсот долларов! Больше никто не надбавляет? Пятьсот долларов за первосортную девушку из Виргинии, совсем молоденькую и способную народить еще кучу детей! Всего пятьсот долларов? Клянусь честью, джентльмены!… - и аукционист отложил в сторону молоток. - Клянусь честью, клянусь моей честью, - продолжал он с ударением, - этой девушке цена не менее семисот пятидесяти долларов. Смелей, джентльмены! Девица молодая, красивая, добронравная, швея и камеристка, из прекрасного виргинского дома - и все это за пятьсот долларов? Клянусь, джентльмены, если так будет продолжаться, придется отложить торги. Пятьсот долларов - раз! Пятьсот долларов! Итак - все! Продано!
Молоток опустился.
- Продана за пятьсот долларов - этот джентльмен сделал выгодное дело, - продана за пятьсот долларов мистеру Чарльзу Паркеру.
И тут же из толпы выступил моложавый джентльмен, хорошо упитанный и приветливый. Девушка внимательно взглянула на него. Покупатель, видимо, понравился ей, и она доверчиво ему улыбнулась.
- Мистер Паркер, разумеется, возьмет и ребенка, -громко произнес аукционист, обращаясь к своему писцу. -Добавьте тридцать пять долларов за ребенка: по одному доллару за фунт, как полагается.
- Да что вы! Ни в коем случае! - воскликнул покупатель, и это восклицание вызвало внезапную перемену в лице молодой матери. - Она нужна мне в качестве кормилицы, кормилицы, понимаете? Мне мальчишка не нужен, я его и даром не возьму.
Я увидел, как несчастная мать судорожным движением прижала к себе ребенка. Я ожидал трагической сцены. Но косоглазый субъект, о котором я уже упоминал, подойдя вплотную к покупателю, склонился к его уху.
- Возьмите его, - проговорил он вполголоса. - Я откуплю его у вас с надбавкой в доллар.
Покупатель, в нерешительности, не сразу ответил.
- О, не бойтесь! - крикнули ему из толпы. - Это старик Стаббингс, он торгует чернокожими ребятами. Ему верить можно!
Мистер Паркер согласился на предложение косоглазого и купил ребенка, за что несчастная мать стала благодарить его, снова улыбаясь и осыпая своего "благодетеля" благословениями: ей ничего не было известно о сделке, заключенной между ее новым хозяином и торговцем детьми. Косоглазый шопотом заверил молодого хозяина, что завтра вечером придет за своей покупкой и вынесет ребенка, когда женщина будет занята и лишена возможности поднять шум.
- А теперь, джентльмены, - снова послышался голос аукциониста, который, повидимому, был очень доволен мирным исходом дела, - я предложу вам нечто замечательное - изумительную экономку. Ставится на продажу Касси, - произнес он, заглядывая в свой список. - Великолепная экономка, достойная полного доверия! Гарантированный член церковной общины методистов! Знает все отрасли домашнего хозяйства! Не стану утверждать, джентльмены, что эта женщина первой молодости. Но она прекрасно сохранилась. Это чистейший тип английской красавицы. Не смейтесь, джентльмены. Она почти белая и, повторяю, представляет собой тот тип женщин, на который так падки англичане и который они определяют так: "Белая, полная, и всего сорок лет". Поднимись-ка сюда, Касси, милая, и дай на тебя полюбоваться!
Кто представит себе мои страдания в эти страшные минуты! Но нужно было сохранить спокойствие, и я постарался овладеть собой.
Касси вывели из группы женщин, среди которых она до сих пор стояла, и принудили подойти к подмосткам. Но, вместо того чтобы подняться наверх, как этого требовали от нее, она осталась стоять внизу и нежным, но твердым голосом, от которого я и сейчас, после двадцати лет разлуки, весь затрепетал, она воскликнула:
- Нет, я свободная женщина! По какому праву вы собираетесь продать меня?
Этот возглас вызвал некоторое смущение среди торгующихся. Я заметил, что на многих лицах появилось выражение сочувствия, и на аукциониста со всех сторон посыпались требования объяснений.
- Самая обычная история, джентльмены! Самая обычная история! - затараторил аукционист. - Женщина считает себя свободной. Она в последние годы и жила совсем как свободная. Но это только благодаря доброте и снисходительности ее хозяина. Он умер. Она перешла в собственность наследников, и они желают продать ее. Вот и вес дело! Ну, ну, Касси, подымайся на подмостки. История, разумеется, для тебя невеселая. Но ничего не поделаешь! Итак, джентльмены, мы начинаем!
- Одну минутку, - произнес вдруг Кольтер, делая шаг к аукционисту. - Не к чему так торопиться, сэр! Я явился сюда как друг этой женщины и заявляю вам, что она свободна! Учтите это, джентльмены! Покупая ее, вы навяжете себе на шею судебный процесс.
Решительный тон, которым это заявление было сделано, сразу охладил пыл покупателей. Никто не высказывал намерения торговаться. Аукционист, желая снять с себя обвинение в том, что собирался продать свободную женщину, счел нужным пуститься в дальнейшие объяснения.
- Эта женщина, - начал он, - в последнее время принадлежала мистеру Джемсу Кэртису, человеку, весьма почтенному и хорошо известному большинству присутствующих. Мистер Джемс Кэртис недавно скончался. Уже довольно много лет, как мистер Кэртис поставил эту Касси в положение свободной женщины, и этот джентльмен (он кивнул в сторону Кольтера) имел все основания считать ее таковой. Но на самом деле ей не было выдано законного акта об освобождении. Так как мистер Джемс Кэртис умер скоропостижно, не оставив завещания, его брат мистер Агриппа Кэртис, совладелец широко известной фирмы "Кэртис, Сэвин, Бирн и К°" в Бостоне, унаследовал все его состояние и, считая свое право собственности на эту женщину не подлежащим сомнению, прислал ее аукционисту, с тем чтобы он поставил ее на продажу. Кстати, вот и сам владелец! - торопливо добавил аукционист. - А с ним и его поверенный в делах из Бостона… Нет сомнения, что они дадут вам все необходимые объяснения относительно законности своих действий.
Двое мужчин в это время действительно показались в дверях аукционного зала. Один из них был очень мал ростом. Голова его размером не превосходила голову крупного ангорского кота, а подергивающиеся кривые губы удивительно напоминали мордочку этого зверька, когда, потихоньку вылакав сливки и ожидая порки, он поспешно облизывается, напоследок наслаждаясь вкусом украденного лакомства. Маленькие, острые, словно высверленные глазки его беспокойно перебегали с предмета на предмет.
Этот карлик, как мне кто-то шепнул, был Томас Литтльбоди, эсквайр, из Бостона, адвокат и поверенный в делах мистера Агриппы Кэртиса, или Грипа Кэртиса, как его фамильярно называли знакомые. Главное заинтересованное лицо в этом деле был человек лет сорока, с лысой головой. Тупое лицо его выражало полнейшую невозмутимость, и на ном нельзя было уловить отражения каких-либо чувств или мыслей. С первого же взгляда на этого человека можно было быть уверенным в одном: чрезмерной чувствительностью мистер Грип Кэртис уж во всяком случае не страдал.