Весь поиск прошел спокойно. А когда от Самуски свернули на Луговую их и прихватили. Расстреляли тати из засады, как кутят неопытных. Расслабились казачки. Не ждали, что почти у самого почтового тракта разбойники напасть осмелятся на хорошо вооруженный отряд. Они бы и не осмелились. Но обложили их военные команды. Загнали в тайгу аж за Томск. Вот и решились каторжане на захват офицера. Узнать, где путь свободен, где затаиться можно, чтобы уйти от преследователей.
И тут такой подарок в виде хорунжего Осипова. Володя заскрипел зубами, отчего челюсть прострелило болью. Он был рад этой боли, она отгоняла страх. Сейчас эти наедятся и займутся им. Бандитам же невдомек, что он ничего толком не знает. А информация им нужна. Чувствуют лиходеи, что кольцо вокруг них сжимается. Не уйти им. Тракты и дороги перекрыты. Только через тайгу. А там ведь и сгинуть можно.
Правда, эти может и выберутся. У них проводник из местных есть. Странно, обычно самоедины с каторжанами не якшаются. А этот хоть и не свой среди них, но явно не по принуждению. Вон сидит спокойно, байки травит. От костра потянуло запахом еды, отчего к горлу опять подступила тошнота. Судя по разговорам, бандиты где-то разграбили остяцкое селение. Теперь душегубы, весело хохоча и смакуя подробности, хвастались своими кровавыми подвигами, кто кого и как резал и насиловал. Спокойно так бахвалились, обыденно.
— Эй, Пытышка, — раздался грубый голос одного из варнаков, — А золотишко-та в этих местах водится?
— Зачем тебе золотишко, Лютый? — отозвался юный звонкий голос, — На прииске мало взяли что ли? — хохотнул молодой.
— Усохни, Сявка, — отрезал Лютый, — Ботало конское, – и добавил, — Рыжья много не бывает. Так что, Пытышка?
— Есть золото, как не быть? — подтвердил самоед, – Только не всем оно дается. Стерегут его.
— Это как? — заинтересованно хохотнул кто-то.
— А так, — проводник помолчал и снова заговорил, слегка растягивая слова, — Старики рассказывали. В Моховской курье есть богатырский остров, — Володя поневоле прислушался, Моховская — речка совсем от этих мест недалеко. Неужели там есть золото? Хотя, какая ему теперь разница. А остяк тем временем продолжил, — В праздник пошел народ в Кетское, а один парень опоздал и пошел позже всех. Подходит он к богатырскому острову, видит — дверь в земле. Сколько раз он раньше мимо этого места ходил, и другие ходили — никакой двери не было. Открыл парень дверь и вошел в сени, видит — золотое седло на стене висит в сенках, а затем вторая дверь. Парень и туда вошел. Там сидит за столом женщина, за огромной большой книгой. Стены вверх все уже идут. Один простенок закрыт золотом. А в углу стоит большой золотой гроб. Женщина закрыла книгу и спрашивает: «Кто разрешил тебе в мою хату?» Он объяснил, что увидел дверь и зашел. «Это ничего, — говорит она, — на, тебе — забирай золото. Ты возьми, сколько унесешь, в карман насыпай». Насыпал он золота всюду, и в карманы, и за голяшки. Тогда она говорит: «Когда будешь выходить, только золотое седло не трогай. Оно не тобой повешено, не тобой и возьмется. Это седло того, кто в золотом гробу лежит. Пока он не встал, никто его седло шевелить не должен. Иди и больше не ходи». Простились они. Человек в сени вышел. Жалко ему стало золотое седло оставлять, захватил он седло с собой. Только снял он седло, как сразу дверь на улицу потерялась. Он туда-сюда, нет двери. Он седло на место повесил, а двери все нет. Бился он, бился — ничего не выходит. Приходится обратно заходить. Женщина спрашивает: «Зачем седло брал? Теперь высыпай все золото, если хоть чуть-чуть его у тебя останется — не выйдешь». Высыпал он золото, тогда вышел. Обернулся, а двери нет, исчезла. Он за народом бросился, рассказал все. Пошел весь народ на тот остров — нет двери, никакого знака нет. А бывало и пропадали люди так[iv].
— Укандахать надо было бабу, да все рыжье себе прибрать, — хмыкунул молодой.
— Дурак! — вдруг взвился проводник, — То Тэри амгэ[v] был. Злой дух. Он сам бы тебя укандахал.
— Да я тебя! — истерично взвизгнул молодой.
— Сявка! — рявкнул Лютый, — Усохни! Пытышка прав, негоже таежных духов гневить.
— Лютый, ты чего⁈ — обижено протянул молодой, — Косоглазый дураком меня назвал!
— Правильно назвал! Дурак и есть! — осадил главарь Сявку под хохот остальных бандитов, — Берлять[vi] давайте, — распорядился Лютый, — Да с офицериком потолковать пора.