От такого жестокого унижения ему хотелось кричать во весь голос, биться головой о стену. Но он, стиснув зубы, молчал.
…Жокен и Жамал надеялись, что, подумав, Саяк, конечно, согласится. Но он все не появлялся. Удивленный этим, Жокен подошел к комнате Саяка и постучал в дверь. Он стучал долго, но Саяк не откликнулся.
— Ну, как он там? — спросила Жамал.
— Слепые, сама знаешь, долго думают, — сказал Жокен и зло выругался.
Он попал в комнату Саяка только поздно вечером, когда тот встал и распахнул дверь, чтобы получше проветрить комнату.
— Ну, дорогой, все взвесил?
— Да…
Жокен хлопнул его по плечу.
— Она полненькая, аппетитная, курносенькая. Нравятся тебе такие? Чего молчишь?
— Слушаю и радуюсь.
— Вот и хорошо. — Жокен вытащил из кармана сигареты, чиркнул спичкой, прикурил сам и дал прикурить Саяку. Потом, понизив голос, сказал: — Давай серьезно подойдем к делу.
— Давай.
— Главное — у нее свой дом, две коровы, полтора десятка овец… Сразу все станет твоим. Почувствуешь себя человеком, хозяином… А может быть, — Жокен запнулся, — появятся и дети. Она ведь не очень старая. Тут все зависит от тебя. Обладаешь ли ты таким природным даром?
— А тебя это очень волнует?
Жокен чуть не поперхнулся от смеха.
Жамал, услышав веселый смех, мужа, выбежала из кухни и, сгорая от любопытства, осторожно подкралась к распахнутому окну комнаты Саяка и замерла, прижавшись к стене.
— Есть же ослы, которые сомневаются, — продолжал Жокен, стараясь подсыпать соли в разговор, — мол, лет ему уже под тридцать, а не женат, ни с одной женщиной его не встречали, притом с таким он недостатком, что не видит женской красоты, наверное, не испытал женской ласки.
— Откуда вы все это знаете?
— А что, неправда? Есть у тебя кто-то?
— Да, есть.
— Ты спал с ней?
— Нет.
— Как ты можешь сказать, что она твоя? Эх ты, романтик, мечтатель! Где же она, скажи мне, если не секрет.
— Она далеко и совсем рядом.
— В мечтах, значит.
— В мечтах и в жизни…
— Я человек практичный, Саяк. Оставь свои пустые мечты, и будем говорить о деле. Тебе в жизни нужен человек, который был бы с тобой рядом, кормил тебя, обувал, одевал, был опорой в жизни. Такой человек — Калича. Она на своем веку испытала многое: вдовью горечь, потом несколько раз выходила замуж, но счастливой не стала. Одним словом, прекрасно знает жизнь. Будет слушаться тебя, ухаживать за тобой, как за родным сыном. Женщина она тихая, хозяйство у нее, я тебе говорил, неплохое. Единственный недостаток — немного хрома.
— Пусть хрома, я же на ней ездить не буду.
— В том-то и дело.
— Грамотна она или нет?
— Конечно нет, — признался Жокен.
— Тем лучше… А я-то думал, что жена будет моим жизненным другом, советчиком…
— Романтик ты мой! Но жизнь есть жизнь.
— Между прочим, в Коране сказано, что можно иметь четырех жен, если сумеешь их прокормить, одеть, обуть. Как бы ты, Жокен, посмотрел на это сегодня?
— Не каждый может содержать теперь четырех жен…
— А двоих? Правда, что ты состоишь в браке с женщиной, у которой муж упал с дерева?
— Поговорим об этом потом. Сейчас речь идет о твоей женитьбе, решай — да или нет?
— Тебе еще не понятно, Жокен?
— Ты толком не ответил.
— Как не ответил, я же сказал, что буду жить мечтами… Согласна ли ты, Жамал, что лучше жить мечтами?
— Кому это ты говоришь, ее здесь нет.
— А мне кажется — она за окном, посмотри.
Облокотившись на подоконник, Жокен высунул голову из окна и увидел жену.
— Жамал?! Давно ты здесь?
Не ожидавшая этого, Жамал совсем растерялась и не нашлась, что ответить. С дрожью в голосе пробормотала:
— Я… я только что…
— Ничего, Жамал, успокойся, — сказал Саяк участливо. — Никаких секретов у нас нет. Просто поделились своими взглядами на жизнь. Ты тоже могла бы посидеть с нами и высказать свое мнение. В другой раз, может, так и сделаем.
— Саяк Акматович, скоро к нам заявится из Фрунзе бухгалтер-ревизор, и я бы очень просил вас проверить вместе с Аскаром наши финансовые отчеты за прошлый год, правильны ли они с точки зрения юридической и по существу, — обратился к Саяку главный бухгалтер лесхоза Батыр-аке, пожилой человек, которому давно уже можно было выйти на пенсию.
— Откуда вам известно, что он скоро заявится? — улыбнулся Саяк.
— У стариков, говорят, кости к дождю ноют, а у меня и сердце болит перед приездом ревизора. Я, конечно, против проверяющих ничего лично не имею — служба у них такая, но вот беда: кажется, все у тебя в полном порядке, а они обязательно откопают что-нибудь такое, что и самому стыдно становится, ишь ведь, зубы на этом съел, а такую глупость допустил… Так что уважьте, пожалуйста, мою просьбу. Как говорится… — Батыр-аке хотел сказать «один глаз хорошо, а два лучше», но вовремя спохватился, сдержал готовые вырваться слова.