- Ариша! Вставай, бесеки явились.
Я не оторвала головы от подушки, а потому спросила глухо:
- Кто явился?
- Племенные!
- Степняки? - предположила со вздохом, переворачиваясь на бок.
- Горные! - прошипела Патайя.
За руку выдернула меня из кровати и вывела в коридор к другим женщинам дома.
Истинная Суро. И у нее пусть глаза синие, а не светло-голубые, как у отца, и волос не такой медный, как у братьев, но силы в девице немерено. Такая и лошадь на плечах перенесет и любому мужику в городе кулаком рот закроет. Но видимо горных наемников она боится до одури. А как еще пояснить, что стоит она передо мной не в платье, как Мирта и даже не в штанах и рубахе, как Элия, а в тонкой сорочке с рюшами на голое тело.
- Чего смотришь? - спросила она.
- Тебе бы одеться, холодно на улице.
- Поздно, - она взяла меня за руку и потянула за собой.
Мы быстро преодолели коридор, освещенный лунным светом, и на ощупь спустились по лестнице к потайному ходу. Кухарка завозилась с ключами, тихо ругаясь.
- Не открывается! - запаниковала Элия. - Заржавел.
- Не должен был, недавно смазывали, - прошептала Патайя и прошла вперед. - Дай мне.
- Держите, госпожа.
Замок ей тоже не поддался, но гроза Беритских парней поражения за собой не признала и в два удара с шипением сорвала и замок, и петли. Уж лучше бы мы лежали в своих комнатах по койкам или же мерзли на темной лестнице, потому что на ее грохот и отборную ругань во внутренний двор явились не жильцы, а и гости. И все потому, что бесеки чувствуют себя в гостях лучше, чем дома. Жители гор обступили нас со всех сторон. Их было пятеро, высокие, худые и сильные, как вековые сосны, произрастающие на склонах гор. В куртках с острыми воротниками и приталенных штанах даже самые плотные из них смотрелись стройными.
- Ой! - голос перепуганной Суро, попытавшейся прикрыться мной, потонул в довольном мужском хохоте.
Наемники долго рассусоливать не стали, зажгли факелы и осветили нас.
- И кто это сбежать пытался? - поинтересовался ближе всех стоящий к нам.
- Это наши, - прогремел голос Сурового.
- Что ж… - наемник в куртке с множеством железных застежек, не сводя взгляда с дочери градоправителя, ядовито улыбнулся, - забирайте по одной.
Всем известно, что племенные признают права других мужчин только лишь на жен, а потому не удивительно, что со стороны домочадцев послышала сущие небылицы:
- Невеста, - Борб, накинул на дрожащую Патайю свой плащ, и спрятал ее за спину. Наемникам, попытавшимся сказать что-либо против, мужчина ответил грубо. - Беременна. За золото не отдам.
- Жена, - старший сын Суро стал рядом с Элией, и молодая женщина благодарно улыбнулась.
- Супруга, - хозяин дома притянул к себе крупную Мирту и уверенно обнял.
А я стою, как неприкаянная и забрать меня некому, потому что возничий все ещ болеет и на своих двоих не стоит.
- Ариша осталась.
Слова всхлипнувшей Патайи были тихими, как легкий ветерок запутавшийся в вершинах сосен, но хозяин дома их расслышал. И только после этого возмущенно оглянулся.
- Где наш…?
- Орбас?! - рявкнул младший Датог, женщины от его зова дрогнули, бесеки скривились, но никто вслед за зовом во дворе не объявился.
Вовремя они о четвертом мужике вспомнили, да только не явится он никак и свои права на меня не заявит. Я лично его с грелкой уложила в натопленной комнате, предварительно дав крепкого успокоительного отвара. Вот и получилось, что уснул возница крепко, шума не услышал и на помощь ко мне не пришел.
Стою, под хищным взглядом улыбающегося главаря, и понимаю, что просто так меня не отпустят. Золотом не откупиться, да и имущества у меня нет, чтобы ростовщику заложить. Разве что можно припугнуть строптивых, вдруг получится.
- Стало быть ничья, - молвил главный, делая ко мне плавный шаг.
- Болезной лучше быть ничьею, - ответила тихо, но твердо.
- Нам и такая… сойдет.
Он попытался взять меня за руку.
- Не смей соглашаться, - еле слышно прошипел градоправитель, а я и сама уже руки спрятала. Потупилась скромно:
- По договору я имею право выбора.
Бесек что-то неразборчивое прорычал на наречии горных. Затем схватил меня за плечо и дернул на себя.
- Сегодня, - заявил он непререкаемым тоном.
Сразу видно - жестокий, как оголодавший хищник и упертый, как баран. Пусть Патайя ему больше приглянулась, но этот согласен на любую. Даже думать не хочется, отчего он такой непривередливый. Убьет, забавы ради, только в руки попадись. Но скольких бы ты, ирод, не сгубил, меня не получишь.