На спецзону для осуждённых бывших милиционеров под Кемерово, везли ещё трёх человек. Из Уссурийска, Находки, Владивостока. За продажу наркотиков, взятки с китайцев за транзит «левого» товара через границу, «крышевание» рынка подержанных японских автомобилей.
Ребята разговорились дорогой. Все трои считали себя невинно осуждёнными и подставленными. Все ненавидели власть, которой до ареста служили. Бывший капитан средних лет из Уссурийска выдвигался в лидеры малой компании. Он убеждал случайных попутчиков держаться на зоне вместе. Говорил, что на мусорской зоне также «опускают» , есть там и свои паханы.
Степанов прислушивался к разговорам краем уха. Пока его не коснулось, он в друзья никому не лез. Апатия овладела им.
На зоне Степанов не лез ни в какие группировки. Держался обособлено, близких друзей не заводил. Профессиональной физической подготовкой он превосходил сокамерников. Наезжать на него из дурости или отбирать посылки, которые высылала жена, не решались.
Любимым занятием Степанова, стало на прогулке разглядывать далёкие деревья, прислушиваться к жизни природы. Он добровольно напросился ухаживать за цветником, разбитом на площади, где каждое утро выстраивали бывших Ментов, прежде чем отправить на работы.
Степанов ходил с лейкой. Бережно окучивал хризантемы и нарциссы. С благодарностью воспринял назначение садовником. Такую же зэки дали ему и кличку. Они считали его блаженным, т.е. легкопомешанным.
Прошло полгода. Холода сковали землю. Навалило снега. Выливая по утрам баклажку с мочой за окно, параши в камере не было, Степанов наблюдал следы птиц, мелких грызунов и белок на пушистой снеговой корке. Если ему удавалось увидеть маленьких животных, он радовался как ребёнок.
Жена ещё ни разу не приезжала. Ейский прокурор и племянница, открещиваясь от проштрафившегося майора, не писали. Племянница выполняла волю мужа.
По зоне прошёл слух, что приезжает с инспекцией недавно назначенный в их далёкие края важный чин. С ним – прокурор по надзору.
Многие взялись писать заявления и жалобы: пересмотреть дело, скосить срок. Надеялись на улучшение питания и врачебную помощь. На зоне не было даже стоматолога. От заболевших отмахивались. В тяжёлых случаях возили в райцентр.
Степанов жалоб не писал. Не позволяли гордость и обида. Себя он считал несправедливо подставленным, это соответствовало истине. Поэтому ему было вдвойне удивительно, когда его препроводили на беседу к приехавшему прокурору в отдельно стоящее здание медпункта. Кроме сексапильных медсестёр и фельдшерицы, на которых можно смотреть, но нельзя руками трогать, и крыс, врачи там давно не пробегали. От любых болезней лечили почти одним аспирином.
В кабинете медпункта, соблюдая независимость от начальства колонии, прокурор по надзору принимал лично.
Контролёр снял со Степанова наручники и оставил перед прокурором. Степанов стоял, не поднимая глаз. Ему предложили сесть и он вздрогнул, услыхав знакомый голос.
14
ИСКУШЕНИЕ
Странник повернулся от окна и немного насмешливо смотрел на Степанова. Прокурорский пиджак висел на спинке стула. На пол свалился чёрный галстук. Странник был в синих форменных брюках и расстёгнутой на груди белой сорочке. У Степанова мелькнула мысль, что Странник воспользовался предложением Якова Александровича и взялся служить в прокуратуре Благовещенска. Теперь он в командировке…
Степанов сразу отбросил дикое предположение. Странник не возвращался в поезд за документами. Насколько он знал, не мог встретиться с Яковом Андреевичем, улетевшим в Ейск.
Странник не вернулся из-за барьера, разделявшего порядок и понятия. Значит, маскарад.
- Плохо выглядишь, - сказал Странник, разглядывая худую фигуру и осунувшееся лицо Степанова. – Не кормят?
Степанов не ответил. Он растирал затекшие от браслетов запястья.
- В Пятнадцатой тоже кормили не важно. Выпьешь?
С полки запылённого серванта, неведомым образом попавшего в медпункт, Странник взял бутылку отпитого коньяку и два стакана:
- Вмажем?.. Как в институте прежде?..
Степанов не выдержал, фыркнул Страннику в лицо. Бросил:
- Ты мне не брат!!.. – эту фразу от твердил, когда предъявили обвинение, судили, держали в СИЗО, везли в «столыпине» , здесь - на зоне, даже когда поливал клумбу или глядел на далёкий лес.
Странник вздрогнул:
- Ну ты, говнюк! – он за ворот зэковской куртки притянул Степанова к лицу:- Ты мне вилы не строй! Я не в пример тебе, брата с нар вытащу. Там Бог даст, разберёмся…
Степанов молчал. Странник сообщил о принятом решении:
- Иди в каюту, ложись на живот. Скажи, что аппендицит. Остальное я сделаю. Лимон гринов операция твоя будет стоить.
- За ворованные деньги мне свобода не нужна, - огрызнулся Степанов.
- Кретин! Голова твоя, майор, опилками набита. Я тоже жить не умел, потом научился. Ты же – не пробиваем.
Странник надавил на кнопку под столешницей. Вошли контролёры.
- Уведите!
Степанов смиренно пошёл к выходу, заложив руки за спину.
- О жене и детях не желаешь спросить? –треснутым голосом напомнил ему в спину Странник.
Степанов обернулся:
- Что с ними?
- Я – так.
Лже-прокурор плеснул себе коньяка. На столе перед ним стояло два стакана. Тот из которого отказался пить Степанов, блестел чистовымотостью.
15
БЕГЛЕЦ ПОНЕВОЛЕ
Степанов не поддался Страннику. Он не стал жаловаться на боли в животе. Не пошёл он и до конца, чтобы грузить сокамерников, что прокурор подставной.
Бывший майор лежал на нарах, закинув голову на руки. Не спалось.
Экс-капитан, встав на тумбочку, варил чефир, соединив привязанные к бритвенному лезвию провода с контактом вывернутой лампочки. Банка с чаем подрагивала перед лицом капитана. Он косился на дверь, ожидая вечернего шмона. Другие «пассажиры» кемарили, прикрыв, кто чем, глаза. Модные наглазники, какие в самолётах, им не полагались. Негасимая лампада над дверью высвечивала камеру до тёмного окна. Осуждённые менты обязаны были лежать в двери ногами, так что спасения от света не существовало.
В коридоре послышались шаги.
Экс-капитан кошкой соскочил с тумбочки, двинул её на место. Лёг на кровать, притворившись спящим. Банку с чефирём задвинул под тумбочку спящему соседу.
В камеру вошли два контролёра. Один – главный, прапор. Второй – старшина. Они сразу подошли к койке Степанова. Глумливо улыбались.
- У тебя аппендицит?
- Нет.
- Живот не болит?
- Не жалуюсь, - козырьком ладони Степнов закрывал глаза от света.
- У меня живот болит, - сориентировался экс-капитан.
- Заткнись! – оборвал прапор.
В камеру вошли с носилками ещё два контролёра и медсестра. Вопреки воле Степанова ему сделали укол в плечо, от которого он свалился почти в мгновенный сон.
Погрузили на носилки и понесли.
Сознание вернулось к бывшему майору в вертолёте. Повязка, которой ему завязали глаза, сползла, из-под неё сначала он различил колеблющуюся, обитую светлым металлом стену, только потом – в полумраке под аккумуляторными лампами выресовылись фигуры людей.