Соловьиная трель радиотелефона не позволила мне сравнить себя с героем, закрывающим собственной грудью пулеметную амбразуру. И никакого преувеличения, я готов к такому подвигу. Но не раньше, чем сумею убедиться: в пулемете уже нет патронов.
— Отдохнул? — раздается в мембране заботливый голос Рябова.
— Иди к черту! Я работал, — говорю чистую правду, однако Сережка отчего-то коротко хихикнул.
— Рябов, ты мне не веришь?
— Мне бы так работать, — теперь он почему-то вздыхает.
— Не получается?
— Контингент другой.
— Кто именно?
— Новый год не за горами. Хочу позаботиться о рождественском гусе.
— Ты его уже впежил?
— Не ревнуй. Я в офисе. Где Марина?
— Дрыхнет. Вот как она выполняет твои ценные указания…
— Правильно делает. Но если ты недоволен, в другой раз…
— Нет, Сережка. Я человек патриархальных наклонностей.
— Как сказать. Помнишь близняшек?
— Это исключительно, чтобы доставить тебе удовольствие. И потом, они же были как под копирку, что значительно облегчило мою задачу.
— Ладно, сделай мне еще одно удовольствие… Только молчи. Я в офисе.
— Еду. Марину брать?
— Не стоит. Пусть от тебя отдохнет.
— Интересно, а кто мне сварит кофе?
— Он уже готов.
Я вышел за ворота, украшенные транспарантом с призывом брать пример с вождя, построившего самое справедливое в мире государство. Правда, по законам этого государства за такую жизнь и работу, которые вел сам Ильич, ему засветили бы почти все статьи Уголовного кодекса, но… Сильные пишут законы, чтобы их выполняли слабые. Невесть откуда взявшаяся «Волга» подкатила ко мне, сыто урча ровно работающим двигателем.
— С добрым утром, Саша, — сказал я. — Давай, вылазь из-за руля. А то, понимаешь, уже забыл, как в машине скорости включаются.
Насчет скоростей я немного преувеличил. Потому что ровно через полчаса, лихо влетев во двор, остановил «Волгу» возле контейнера. Несмотря на письменное предупреждение о том, что в первую очередь мусорник обслуживает исключительно ветеранов труда, в нем рылись две личности, чей возраст пенсионным можно назвать с большой натяжкой. На такое явное нарушение социальной справедливости я никак не прореагировал и отправился прямиком в кабинет коммерческого директора. Рябов с ходу протянул мне гигантский термос с таким торжественным видом, словно вручал переходящее Красное Знамя по итогам социалистического соревнования за третий квартал.
— Я тебя подстраховал, — напустил на себя таинственный вид Сережа, пока я дегустировал собственноручно приготовленную им полову под названием «мокко». К счастью, Рябов способен на большее, чем сотворить из отборного кофе отвратительное пойло.
— Подстраховал? Понятно, — спокойно реагирую в ответ. — Представляю себе, как пришлось выкручиваться. Сабина — тот еще фрукт, деликатесы, вроде гусиных потрохов, с ней сравниваться не могут. Даже если этого гуся жарить с помощью деревянного Арлекино.
— Он не такой уж деревянный. Иначе все было бы проще.
— Рассказывай.
— А ты мне ничего не хочешь сказать?
— Например?
— Как прошло свидание с Вершигорой?
— Не менее плодотворно, чем с супругой директора фирмы «Виртус». Рябов недовольно засопел, однако я умею выдерживать линию поведения не хуже коммерческого директора.
— Значит так, — принялся доказывать Сережа, что он мне все-таки подчиняется. — Гусь не явился на стрелу с Челноком. Это плохо.
— Почему?
— Исполняет вид страха. А сам… Вот чего я к тебе Марину приклеил. Теперь ему не до жира.
— С Арсеном поцапался?
— Как бы ты хотел? Они давно на ножах. А тут Арсен берет под охрану фирму прямо на его хуторе. И при этом… Ладно.
— Так что при этом? — При этом Арсен сказал Гусю, что тот не в состоянии отогнать от фирмы паршивых ментов. На «Олли» намекал. У Арсена свои понятия. Зато у Гуся свои. Он ведь знает, на кого шестерит старший лейтенант Хлудов.
— На Арлекино, конечно.
— Когда узнал?
— Еще раньше, чем ты назвал его имя. Арлекино — не Арсен. С ним будет сложно.
— Что по генеральской линии?
— Кроме министерства, Вершигорой руководит кто-то из аппарата президента. Пока все. Я боялся привлечь внимание.
— Это правильно. Даю наколку. Петрович. Кличка или отчество — не знаю. Теперь я начну откровенничать. Арлекино приказал Хлудову наехать на «Олли». Исключительно, чтобы сцепить нас с Гусем. Однако эта птичка вместо того, чтобы после совета Арлекино подставиться и показать, кто он есть, спрятала головку свою мудрую под крыло. Боится?
— Осторожничает. Но на Челнока он пытался надавить.
— Ну и как?
— Челнок не церемонился. Гусь потерял двух человек. Не это главное. Курки — дело наживное. Это не авторитет. Упадет, не подымешь. Гусь теряет лицо, потому в любой момент может сорваться. Чтоб доказать свою состоятельность.
— Он ее в гробу будет доказывать. Чем можем, поможем. Тем более, именно этого добивается Арлекино.
— Вот чего он…
— Да. Сам находится в тени. Знаешь, кто руководит Арлекиной? Твой уровень пресловутый. Вершигорой, кстати, тоже. Видишь, я же говорил, опасно отказываться от генеральских предложений.
— У Вершигоры свой интерес.
— Не выясняй. Тем более для Вохи есть работа. Пусть отвлечет на себя Квача.
— Это, кстати, о генерале?
— Не радуйся, больше не скажу. У меня даже явка их есть. Только если кто-то на ней появится, Квач обязательно генералу доложит. Вершигора по такому поводу нас на рыбалку пригласит. Чтоб за охоту отблагодарить.
— Понял.
— Квача работать нежно. С завтрашнего дня.
— Что ты задумал? — чуть ли не застонал Рябов. — Опять?
— Именно так. Даже тебе в этом признаюсь. Пойми, я может, и не стал бы сворачивать Гусю шею. Однако наш уровень ожидает только такой реакции. Вместе с Арлекино. Тебе придется согласиться — другого выхода нет.
— Так я тебе и поверил. Ты же сам хочешь. Как всегда. Удовольствий ищешь?
— Считай, они меня сами нашли. Элементарная самооборона, не больше того. Если перепуганный Гусь активно замашет крыльями, он первым меня найти может. Больше того, Гусь уже готовится к драке. Я Арлекине такой радости не доставлю. Он сам попрет на меня, если Гусь попадет на сковородку.
— А зачем Арлекине это? С тобой что случится — и ему не жить, — сомневается в моей искренности Рябов.
— Здесь не жить, — отвлекаю внимание Сережи. — Однако, если Арлекино не справится, ему не жить вообще. По крайней мере, я так понял.
— Что ты еще понял?
— Многое. Но главное, в который раз подтвердилась старая истина: лучшая защита — это нападение. Тем более, наша пауза была значительной.
— Больше ничего сказать не хочешь?
— Нет, Сережа.
— Тогда будем считать совещание законченным.
— Я сам решу, когда его завершать, — вспоминаю губернаторский урок. — Ты давай, докладывай.
— О работе Бойко? — нагло щерится коммерческий директор.
— Не твое дело.
Рябов, откинувшись на спинку кресла, смотрел на меня так, словно я одолжил у него год назад целый доллар и теперь нагло собираюсь его окончательно зажилить.
— Ладно, Сережка. Чего я должен тебе объяснять то, что ты и без меня давно понял.
— То есть? — перестает надуваться мой ангел-хранитель.
— Арлекино. Сам говорил…
— Ну говорил. Да, Арлекино подталкивает Гуся разобраться с тобой. Усиленно. При том подставляет его. Анонимно, конечно, гранатками… Что из этого следует, мне пока не ясно.
— А другое тебе ясно?
— Обижаешь. Я ведь был у тебя дома. Данные уже там. На столе у компьютера.
— Сережка, что бы я без тебя делал? — замечаю без тени иронии и в знак благодарности не прикуриваю сигарету. — Я тебе подарок сделаю. В ответ на спокойное поведение по поводу моих гусиных пристрастий.
— Догадываюсь, — лишний раз подтверждает Сережа, что мы давно научились понимать друг друга без лишних слов. — Я тебе тоже.